Здесь, в лагере, нас, всех призванных и мобилизованных, должны были готовить к действиям в бою. Однако, не припомню, чтобы чему-нибудь подобному нас учили. Пробыл я в запасном полку недели две. И все эти дни мы километра за два из лесу на плесах носили сосновые жерди, укрепляли стенки траншей, отрытых в песчаном грунте. Правда, несколько раз проводили занятия — учили наносить штыковые удары. На деревянных подставках устанавливали небольшие — размером бюста человека — щиты, плетенные из лозы. Сержант показал, как делать выпад ногой, одновременно энергично посылая штык в щит, быстро выдернуть его, перебежать к следующему и тоже нанести удар. Слышались команды: «Раз-коли! Два — коли!» Ни тактических учений, ни упражнений по стрельбе не было. Ну, мы, которые помоложе, в школах держали, стреляли хотя бы из мелкокалиберок, а ведь в запасном полку было много людей постарше, которые не знали даже, как открыть, закрыть затвор, зарядить винтовку.
Однажды на вечерней поверке прозвучала команда:
— Кто имеет среднее образование — три шага вперед — марш!
Из строя в несколько сотен вышло нас, если память не изменяет, человек 14–15. Нас собрали, сказали, чтобы завтра утром мы явились в штаб полка. Нам ничего не сказали, выдали продукты — сухой паек на 2 дня, и сопровождающий повел нас к платформе узкоколейки. Уселись на бревнах, так доехали до станции, затем пассажирским поездом до Казани. Здесь узнали, что нас направляют в Горьковское училище зенитной артиллерии (ГУЗА). По дороге в Горький наш поезд (мы ехали нормальным пассажирским поездом, чувствовали себя более-менее свободными) то догонял, то пропускал эшелон с нашими солдатами из 11 ЗСП, которые направлялись под Сталинград. Там в это самое время (лето 1942 г.) шли тяжелейшие, кровопролитные бои. Позже я не раз думал о том, что, возможно, училище тогда прибавило мне несколько шансов остаться в живых.
Училище размещалось на окраине города — вверх от Волги, мимо Кремля, кажется, недалеко от оперного театра. Занятия проходили с утра до вечера. Рано утром, в 7 часов, команда:
— Подъем!
Летели вверх одеяла на двухъярусных койках, мы соскакивали и старались побыстрее одеться. Особенно много хлопот было с обмотками: в спешке они вываливались из рук, раскатывались на всю свою почти двухметровую длину под мою и соседнюю койку. Хватал их, снова наспех скручивал, а надо же еще обмотать ногу. Не так заложил конец — сползают по ноге, снова надо перематывать. Особенно плохо было тем, у кого тонкие голяшки: обмотки на них еле держатся. А старшина выдает уже новую команду:
— Становись! — опоздал — наряд вне очереди. Как правило — это мытье полов в казарме, и не в учебное время, а после отбоя или перед подъемом.
И все же, пока было тепло, можно было терпеть. Хотя, правда, питание — неважное, наверное, по минимальным армейским нормам. Единственно более-менее калорийные вещи, которые получали, кусочек американской колбасы в супе на обед, 20 г сахара, 20 г масла, которые мы получали во время завтрака.
Из расположения училища в город не выпускали, увольнительных не давали. В город могли попасть только во время патрулирования. Патрулировали на улицах, но чаще на вокзале. Там помогали и порядок поддерживать: народу много, движение поездов не регулярное, каждый вагон прибывшего поезда люди с мешками, чемоданами, котомками брали штурмом. Мы выкраивали время, чтобы окунуться в Волге. Но на патрулирование в город попадали не часто. Я, мне помнится, был один или два раза.
Чаще несли внутреннюю караульную службу: на проходной, возле пушек, складов и других объектов. С приходом осени своей очереди в караул ожидали с нетерпением. Дело в том, что километра в 1,5–2 было колхозное поле, где были бурты с морковкой. Ночью ребята из так называемой бодрствующей смены (порядок караульной службы был такой: весь состав караула разделялся на три равные группы: одна — на постах; вторая — отдыхает; третья — тоже отдыхает, но не спит, в караульном помещении, готовая к немедленным действиям — «бодрствующая») шли на это поле, приносили морковь. Лакомились здесь же. Прихватывали «про запас». Были, конечно, и в училище «хозяйственные ребята»— обменивали на табак. Табак для курцов был проблемой. На паек получали мало, на рынке — 70р. Стакан, а где брать деньги? Мы их не получали. В училище меняли — спичечная коробка табака — пайка хлеба, или сахара, или масла. Я тогда не курил, но и не менял, отдавал друзьям. Иногда на занятия выходили из расположения училища в овраги, долины. Там росла капуста. Кто-нибудь выскакивал из строя, вырывал головку и уже весь строй «шинкует» ее. Никогда не ел такой капусты: сочная, прохладная, сладкая.