Франик уже заканчивал работу в тот знаменательный день, когда в холле гостиницы появилась фрау Гофман. Она стала его последней клиенткой. Франик, отягченный чемоданом дородной фрау, сопроводил ее в номер и слегка поклонился в надежде на чаевые. Но фрау медлила и, молча улыбаясь, откровенно рассматривала Франика, поглаживая взглядом гульфик, который по причине столь настойчивого внимания начал слегка топорщиться.
— Сколько тебе лет, малыш? — осведомилась она плюшевым голосом.
— Довольно много, мадам, — ответил Франик, — я уже совершеннолетний.
— Придется с этим смириться, — изрекла фрау Гофман и растянула губы в повлажневшей улыбке. Она вытащила из портмоне несколько кредиток, сумма которых даже при беглом взгляде превышала размер месячного жалованья Франика, и сама вложила их в его нагрудный карман.
— Не люблю ужинать в одиночестве, — сообщила она. — Не составишь ли компанию, дружок?
— Я всецело в вашем распоряжении, мадам, — поклонился Франик с небрежным изяществом и, ловя свой шанс, с возбуждающей дерзостью вельможи восемнадцатого века окинул фрау взглядом, надолго задержавшись в области декольте и всем своим видом изобразив восхищение, чем, оказывается, необыкновенно поднял свою цену в ее глазах.
— Мое имя Матильда, — назвалась фрау Гофман. — А твое, малыш?
— Меня зовут Франц, мадам. Прошу прощения, Матильда.
— Франц. Очень мило. Я закажу ужин в номер. Велю принести его минут через сорок. Ты не возражаешь?
— Всецело в вашем распоряжении, — повторил Франик и дрогнул под напором фрау Гофман, которая вдруг с утробным стоном обхватила его голову и прижала к своему декольте.
— А впрочем… ужин… подождет. — глубоко, будто запыхавшись, задышала фрау Гофман, и Франику ничего не оставалось делать, как включиться в любовную игру, которая с ходу вскипела гейзером, но, к счастью для Франика, опасавшегося опозориться после длительного воздержания, не стала продолжительной.
— Ну как, малыш? — томно осведомилась фрау Матильда, отдышавшись после быстро наступившего бурного финала. — Тебе понравилось?
— Охренительно, — хрипло по-русски пробормотал Франик себе под нос, выбираясь из щедрых недр фрау Гофман, и заерзал на животе, обтираясь о простыню, так как нашел ее любовные истечения слишком едкими для своей нежной, давно не упражнявшейся плоти.
— Что? — недоуменно переспросила фрау.
— Ты была великолепна, Матильда, — похвалил Франик. — Ничего подобного я не испытывал еще ни с одной женщиной.
— Ах ты, мой крошка! — замурлыкала фрау Гофман. — А не врунишка ли ты? Неужели у тебя уже были женщины? Мне кажется, что только в мечтах. Я делаю этот вывод, потому что ты так скор… на расправу.
— Если честно, Матильда, ты — первая, — нагло соврал Франик, понимая, что от него ждут именно этих слов. — И я всегда мечтал о крупных женщинах. Извини, если не доставил тебе ожидаемого удовольствия. Но ты так хороша, что сдержаться было совершенно невозможно. Я исправлюсь, вот увидишь.
— Называй меня Тильди, малыш, — растаяла фрау Гофман и прижала к себе полузадохшегося Франика. — Я буду твоей мамочкой. Я многому тебя научу. Покажи-ка мне свою штучку. Что за прелесть! Разреши мне поцеловать. О-о, да ты уже снова готов, мой котик! Иди же скорее ко мне.
Ночь прошла в любовных утехах и слащавом мурлыканье, состоявшем из готовых кинематографических фраз. Франику изощренная и почти извращенная любовная акробатика, которой требовала от него тяжеловесная фрау Матильда, была внове, но его спасала спортивная подготовка, иначе он ни за что не выдержал бы разнообразных стоек и мостиков, кувырков и мельниц, отжиманий и рывков, темпов и ритмов, навязываемых неуемной сластолюбицей.
А фрау Матильда пребывала в эйфории, полагая, что отыскала само совершенство, подлинный бриллиант, короля секса, и недвусмысленно дала понять это Франику:
— Ты — совсем другое дело, котик, по сравнению с другими мужчинами. Они, как правило, эгоистичны и слишком слабы. Например, Александр, мой покойный муж, умер от инфаркта в самый неподходящий момент, когда я скакала на нем всадницей и уже почти достигла желаемого. Впрочем, грех о нем плохо отзываться, он меня превосходно обеспечил, оставив в наследство пару многоквартирных домов.
— Ты преувеличиваешь мои способности, Тильди, — слегка струхнул Франик, выслушав рассказ о том, как фрау Гофман уходила супруга. Но потом взял себя в руки и принялся разыгрывать спектакль: — Но ты потрясающая женщина. Я всю жизнь буду тебя помнить, — подбавил он грустинки в голос и жалобно посмотрел на нее, завтракающую в постели.
— А мы разве уже расстаемся? — спросила она сквозь разжеванную, но не проглоченную булочку. — Я еще несколько дней пробуду здесь.
— Тильди, ты не понимаешь, — совсем загрустил Франик. — Я не слишком хорошо чувствую себя, вот так вот запросто пользуясь тобою, самим совершенством. Богиней! Видишь ли, меня воспитали довольно строго. Впрочем, я лгу. Дело в том, Тильди, что мне хотелось бы утешать тебя… вечно, а не те несколько дней, что ты мне подаришь. Тильди, ты не убьешь меня, если я осмелюсь предложить тебе руку и сердце? Не убивай меня, Тильди!