Но своей ванной мне пришлось с ребятами поделиться. Потому что Эстер заперлась в той, что примыкала к их комнате, и обратно выходить не торопилась. Мы приняли душ, побрились и быстро заснули – раньше, чем она закончила свой туалет. Часом спустя Эстер открыла дверь в мою спальню и плотно закрыла ее за собой. Я оставил лампу включенной и не стал запирать дверь – надеялся, что Эстер навестит меня перед сном. Но бодрствовать у меня не получилось. Наволочки пахли отбеливателем и домашним хлебом. Этот запах навеял мне воспоминания о миссис Костьере и моей кровати дома. И… меня сморил сон.
– Бенни? – Шепот Эстер выдернул меня из мира грез, в котором отец все еще был жив, а миссис Костьера пыталась пробудить у меня интерес к учебе в школе. – Ты не спишь?
– Нет, – солгал я, потирая полусомкнутые веки и пытаясь вспомнить, где я.
Эстер в нерешительности застыла у двери – маленькая, в белой ночной сорочке. И отец с миссис Костьерой растворились в небытие. Эстер пробежала по комнате к кровати, как ребенок рождественским утром, выключила лампу и улеглась рядом со мной. Я притянул ее к себе, уложив голову под своим подбородком. Ее волосы были сколоты в тонкие витые пряди.
– Почему ты выключила свет? – недовольно пробурчал я.
Мне так хотелось смотреть на нее, разглядывать!
– Я выгляжу не лучшим образом, зато чувствую себя чертовски хорошо. Грязь отмыта, перышки почищены, тело надушено. Моя кожа теперь пахнет, как медовое масло.
Я уткнулся носом в ее шею, чтобы убедиться в этом самому, и застонал от удовольствия. Когда жизнь дает тебе лимоны… сделай медовое масло[18]
.– Хочешь меня еще раз поцеловать? – спросила Эстер, и я буквально услышал ее улыбку.
– Хочу. – Мои губы отыскали ее рот в темноте, и несколько долгих минут я целовал девушку, пока мое тело не взмолилось о большем, руки не пустились в странствие по ее телу, а Эстер не замурлыкала.
Мы слишком сильно шумели и стали бы шуметь еще громче. А ведь это была не песня, которую дозволено слушать всем.
– Я не готов заниматься с тобой любовью, когда в соседней комнате твои братья, – сказал я, через силу отрываясь от губ Эстер.
– Ну пожалуйста, – сладко промяукала она, и я засмеялся, уткнувшись лицом в ее шею, чтобы заглушить звук.
Мои руки обхватили бедра Эстер, а воображение рисовало чудесные картины того, что мы могли бы с ней делать, будь мы действительно одни. Но кроме этой единственной просьбы, Эстер больше не вымолвила ни слова. И я остался недвижим, держа свое тело под контролем. Эстер погладила меня по волосам, а когда рука ее замерла и ритм сердца замедлился, я подумал, что она уснула. Я высвободил голову и ноги, обвивавшие ее тело, чтобы ей было удобнее. Мои глаза уже привыкли к темноте. Взглянув на лицо Эстер, я вдруг увидел, что она не спит. Ее глаза были широко открыты и полны влаги, и новая боль тисками сжала мое сердце. Но не из-за вожделения или отказа. И не из-за острой потребности прикасаться к ее медовой коже и раствориться в ее теле.
– Я не в порядке, Бенни, – прошептала Эстер.
Я дотронулся до ее щеки.
– Я знаю, малыш. Я тоже.
– Я так устала. Но мне так много нужно сказать.
– Они не причинили тебе вреда? – снова спросил я. Хотя наши представления о вреде могли различаться. Видения жестокого обращения с ней копов преследовали меня всю прошлую ночь.
– Нет. Но я испугалась, что никогда не выйду оттуда. Они разрешили мне сделать один звонок, и я позвонила домой в надежде, что трубку возьмет мама или Арки. К телефону подошел Арки. Они не уехали в Монтгомери. Он сообщил, что у них все хорошо. Сказал, чтобы я не беспокоилась. И стал расспрашивать о Питтсбурге и Рэе Чарльзе. Он ничего не знал, и я не стала говорить ему, что оказалась в тюрьме. Все равно он ничего бы не смог сделать.
– Они облажались. Арестовали нас на глазах у сотен людей. Перед камерами, репортерами и телевизионщиками. Когда мафия убирает кого-то… она делает это быстро и тихо. Концы в воду и все. Кто бы ни выдал этот чертов ордер и ни послал копов, они об этом не подумали.
– Дилетанты, – фыркнула Эстер.
Ее дерзость снова выплеснулась наружу. Я ухмыльнулся и поцеловал ее в макушку, а она улеглась рядом со мной, прильнув головой к плечу. Некоторое время Эстер хранила молчание, о чем-то размышляя. Но я ждал, когда она снова заговорит, сопротивляясь тяге ко сну и манящей теплоте ее тела.
– Я тебе нравлюсь, Бенни? – спросила она наконец.
– Ты мне нравишься, Бейби Рут.
– Ты даже не называешь меня настоящим именем! – пожаловалась Эстер.
– Это потому что я гангстер. Ты разве забыла? У нас у всех прозвища. Так что радуйся, что я не называю тебя Эстер-толстушкой или Эстер-худышкой.
– А чем я тебе нравлюсь?
Эстер не смеялась, а мне так хотелось услышать ее смех.
– Ты чертовски забавная. Ты остра на язык. Ты упрямая. И всегда пахнешь так вкусно!
– Я вкусно пахну?
– Да. Как яичница с беконом.
– Что?
– Как шипящий стейк.
– Бенни! – ущипнула меня за руку Эстер.