Книга песен Бенни Ламента

– Не понимаю почему? Если мы не будем петь… все закончится. Разве мы не этого хотим? – не угомонился Ли Отис.

– Почему ты так давишь, Бенни? Чего ты добиваешься? – присоединилась к хору братьев Эстер. – Подожди хотя бы, пока ты… окончательно не поправишься.

– Потому что чем известнее мы станем… чем известнее я сделаю вас… тем лучше. Известность – гарантия нашей безопасности, – сказал я.

Я повторял эти слова так много раз, что они стали мантрой. Но в них не верили больше ни я, ни ребята.

– Не думаю, что это про нас, Ламент, – сказал Мани. – Это про вас.

Я не мог больше этого выносить. Не мог дышать. Я перестал что-либо видеть. И внезапно перестал контролировать свои эмоции.

– А ну, остановись, Мани, – грубо потребовал я.

– Вам опять плохо? – ошарашенно спросил парень.

– Бенни? – прикоснулась к моей ноге Эстер.

Я отпрянул, и она отдернула руку так, словно я ее ударил. Мне сделалось совсем невмоготу; вода ручьями заструилась из оплывших глаз и просочилась сквозь повязку на носу. Мне не хотелось, чтобы это видела Эстер.

– Пожалуйста, Мани, останови. Дай мне выйти.

Резко повернув руль, Мани съехал на обочину. Я вылез из машины и побрел, пошатываясь, к деревьям, вытянувшимся вдоль дороги. Ребята поначалу ждали, убежденные в том, что мне – как и до этого – необходимо просто исторгнуть желчь из желудка. Но я все шел и шел, петляя между деревьями, дрожавшими на холодном ветру, и напоминая себе, что укрытия не найти. Его нет. И конца тоже нет. И сделать правильный выбор невозможно, потому что выбора нет. Никакого…

– Бенни?

Эстер побежала за мной. Элвин, Ли Отис и Мани метнулись за ней. Их размытые фигуры плясали между деревьями цветными пятнами на черно-белом фоне. Машина позади них превратилась в темный уродливый силуэт. Я рухнул на поваленное дерево, склонив тяжелую голову, и полез в карман в поисках отцовского носового платка. Я вытер мокрое лицо, превозмогая боль, хотя платок от износа и времени стал очень мягким. Это был мой любимый платок, потому что отец пользовался им дольше всего. Сохранял ли он все еще его запах, я понять не мог. Мой нос был слишком распухшим, а чувства притупились.

– Бенни! – позвала Эстер.

Я не смог ответить. На секунду она замерла в нерешительности, братья застыли у нее за спиной. А потом все четверо уселись рядом со мной на бревне – в один ряд, лицом к бескрайнему темному лесу. И я заплакал…

Я плакал долго. У меня не было под рукой клавиш, способных меня успокоить, и музыки, способной унять мою боль. Возможно, поэтому я не мог остановиться. Я оплакивал отца и себя. Оплакивал несчастную Карлу и Мод Александер. И я плакал о моей Бейби Рут, сидевшей со мной рядом, державшей руки на коленях и страшившейся прикоснуться ко мне… Я был для нее единственной надеждой, и я не справился…

– Может быть, помолимся? – тихо предложил Элвин.

Ему никто не ответил.

– А я помолюсь, – укрепился в своем желании Элвин.

Он молился долго. Почти столько же, сколько я плакал. Но молился он громко, и молился он за меня. А еще он помянул в своей молитве Бо Джонсона и поблагодарил за него Господа. И именно в тот момент Эстер взяла меня за руку, и я понял: Мани поделился с ней историей о появлении Бо и его участии в моем спасении, освободив меня от этого груза.

– Жестокость и насилие – не выход. Мы понимаем это, Господи! Но мы благодарим тебя за наши жизни и за жизнь брата нашего Бенни, – договорил Элвин.

И когда он закончил, мои слезы высохли, и я присоединил свой голос к общему «Аминь!».

– А в чем выход, Элвин? – прохрипел я голосом, еще не окрепшим после рыданий.

– О чем вы, Бенни?

– Ты сказал, что жестокость и насилие – не выход. Я не знаю, где выход. Мне просто стало интересно, знаешь ли ты.

Элвин не ответил сразу. И никто из ребят не ответил.

– А ты видел смерть другого человека, Элвин? – спросил я.

– Нет.

– А я видел. Дважды. У меня на глазах простились с жизнью двое. И оба были… плохими людьми.

– О ком вы, Бенни?

– Одним из них был мой отец…

Тоска мгновенно нахлынула на меня, и я едва не задохнулся от ее силы. И опять Эстер с братьями замерли в ожидании. Они не стали спорить, что отец был плохим человеком. И не понуждали меня продолжать. Но через несколько минут я и сам был готов это сделать. Слова полились из моих губ так же быстро, как чуть раньше лились из глаз слезы. Только я не молился. Я очищался.

– Другим был человек по имени Патрик Суини. Я не знал, кем он был, когда умер. Узнал позднее. Он был продажным прокурором, работал на моего дядю. Делал так, чтобы улики исчезали, иски отзывались, свидетели меняли свои показания и дела закрывались. И этот Патрик Суини захотел кое-кого убить. Он захотел убить своего брата. И пришел к дяде Сэлу. А дядя Сэл обратился к Альберту Анастазии, мафиози, возглавлявшему «Корпорацию убийств».

– Альберт Анастазия? Это тот парень, которого несколько лет назад застрелили в парикмахерской? – перебил меня Мани.

– Да. Он самый. Но та история с прокурором произошла гораздо раньше. Почти двадцать лет назад. В 1941-м. Я был еще мальчишкой и слышал об этой корпорации от отца и двух Тони. Вы их видели.