– Мы должны записать альбом, – сообщил я Эстер и ее братьям. – У нас есть четыре песни: «Мне не нужен ни один парень», «Берегись», «Крошка» и «Бомба Джонсон». А нам нужно как минимум десять. По пять на каждую сторону. – Протянув руку, я достал из бардачка блокнот и ручку, которые возил с собой повсюду (вот что значит быть трудягой!).
– Как насчет «Цыпленка» и «Темного сердца»? – спросила Эстер, открывая блокнот. – И как насчет песни о сердцебиении?
– «Цыпленка»? – удивился Ли Отис. – Вы написали песню под названием «Цыпленок»?
– Нет, – сказал я.
– Да, – возразила Эстер. – И Бенни написал ее всего за пять секунд. Так что, если вы думаете, что он не сможет сочинить шесть песен за несколько часов дороги, вы ошибаетесь.
– Нам нужны хорошие песни, – добавил я.
– А вы можете сочинять без своего пианино? – спросила Эстер.
Я пожал плечами. Музыку сочиняли не руки, она всегда рождалась в голове. Хотя голова и руки действительно работали в связке.
– Если Ли Отис сядет с вами, я смогу втащить в салон свою гитару. Я, черт возьми, не могу сочинять без нее, – сказал Мани.
Я снова съехал на обочину, и через пять минут Эстер уже жалась между мной и Ли Отисом, вообразившим приборную доску ударной установкой. А Элвин и Мани, умудрившиеся затащить на заднее сиденье свои гитары, начали их настраивать.
– Спойте нам «Цыпленка»! – потребовал Ли Отис.
– В какой она была тональности, Бенни? – спросила Эстер. – Соль мажор вроде бы?
– Да, соленый цыпленок вкуснее пресного, диетического, – пробормотал я.
Эстер усмехнулась, и моя нервозность спала.
– Вы двое что, прикалываетесь над нами? – огрызнулся Мани.
– Ты гуляешь по городу, кадришь всех девчонок, но я вижу: со мной ты трусливый цыпленок! – спела Эстер идеально чисто.
– А знаете, мне нравится! – рассмеялся Элвин. – Только вот есть захотелось.
Мы управились с «Цыпленком» за двадцать минут, Эстер записала слова в блокнот построчно, и мы перешли к следующей песне – о сердцебиении, как описала ее Эстер. Подумав, мы решили ей дать другое название: «Давай скажем друг другу ’’Привет”».
– У этой песни должен быть характерный ритм – сердечный. Та-там, та-там, та-там, – сказал я.
Послушавшись, Ли Отис задал ей пульс своими палочками. И мы с Эстер исполнили ее в точности так же, как спели перед тем, как я ее поцеловал. Я не осмелился даже взглянуть на Эстер, но моя грудь при воспоминании об этом полыхнула жаром.
Мы попробовали еще один вариант, но к тому моменту, как мы дошли до припева, стало очевидно: нужны духовые.
– Два сердца в такт стучат в груди, – взвыла Эстер, придав фразе восходящую интонацию.
И я ответил так, словно мы, взобравшись на гору, покатились с нее вниз по другому склону:
– Привет! Прощай! Не уходи!
– Два сердца в такт стучат в груди, – повторила Эстер, выравнивая тональность.
И Мани, осознав концепцию, вступил вместе со мной в ответ:
– Привет! Прощай! Не уходи!
– Едва уйдешь ты, слышу вновь: не покидай меня, любовь! – примирительно пропела Эстер, записывая одновременно слова.
Девушка ничего не забыла. Ее память меня поразила. Я ощущал себя без пианино как без рук, и вдохновение не спешило ко мне, как обычно. Но Эстер буквально чуяла мелодию. И когда я терялся, пытаясь услышать ее в голове, она подкидывала мне строчку, а Мани и Элвин каждые десять секунд вставляли свои две копейки.
Настойчивое напоминание Арки о ящике Пандоры навело меня на мысль сочинить песню и о нем. А у Мани была готова композиция в стиле Чака Берри «Танцующие туфельки», отлично демонстрировавшая его мастерство гитариста. Подправив слова и усовершенствовав музыкальные фразы, мы получили совершенно новую, оригинальную песню, напомнившую мне о привязанности Эстер к туфлям на каблуках. Мы дали ей название «Босиком».
А у меня был номер под названием «Холод». В свое время я отдал его Рою Орбисону, но он не выпустил его отдельным синглом, и я все еще обладал правами на это сочинение. В версии Орбисона тон задавала гитара, а я сделал эту песню чуть менее проникновенной и добавил чуть больше бита, подстроившись под Эстер. К тому времени, как мы подъехали к Питтсбургу, у нас было готово и записано на бумаге девять песен.
– А о чем была та, другая песня, о которой ты упомянула? Что-то о темном сердце? – спросил сестру Элвин.
Я взмолился, чтобы Эстер сохранила эту песню в тайне. Она была слишком личная. Слишком персональная, и мне не хотелось, чтобы Мани дотянулся с заднего сиденья до моей шеи и придушил меня.
– Давайте не будем ее трогать, – запротестовал я, но Элвин не отступился.
– Все песни не могут быть в быстром темпе. У нас есть «Берегись», но это не любовная песня. Нам нужна баллада. Что-то в стиле «Плэттерс». Подо что люди могли бы медленно танцевать.
– Я хочу послушать «Темное сердце», – уперся Мани.
– Я не помню слова, – попытался отвертеться я.
– Врунишка, – тихо сказала Эстер.
– Бейби Рут! – предостерег я ее.