Книга песен Бенни Ламента

– Когда мне было тринадцать, деньги перестали приходить. Они не приходили целый год. – Эстер покосилась на меня в слабом свете, исходящем от приборной доски. – Мы ждали месяц, два, три… мы были в отчаянии. Мама начала таскать меня на прослушивания. Но работы мне не давали. У меня было слишком большое самомнение. И я слишком часто дерзила.

– Даже тогда? – поддразнил я Эстер.

– Даже тогда. Я всегда себя так вела. Так что привыкайте, Бенни Ламент.

– И что было потом? Глория сдалась?

– Мама была упрямей меня.

– Значит, не сдалась?

– Нет, – хмыкнула Эстер и тут же осеклась, похоже, ее сильно удивил собственный смех. – Я никогда над этим не смеялась… Мама отвела меня в «Эль Марокко» на Пятьдесят четвертой улице. Это заведение оформлено в африканском стиле – сиденья обиты тканью в черно-белую полоску, как у зебры, а стены имитируют внутренность кувшина с джином. По слухам, там готовили новое шоу. Я была маленькой, но красивой. И кожа у меня была светлее. – Голос Эстер задребезжал, но я не понял, что вызвало дрожь – раздражение, сожаление или смех. – Им нравилось, когда девушки были не слишком темнокожими.

A-а, явно не смех…

– Мне не нужно было делать ничего сложного. И танцевать не пришлось. Это был вступительный номер. Я пела песенку о том, как улететь.

– Давайте ее послушаем.

– Закрой глаза и оттолкнись, мы полетим с тобою ввысь, – тихо пропела Эстер и покосилась через плечо на спавших братьев.

«Неужели засмущалась?» – мелькнуло у меня в голове.

– На сцене меня поднимали на а-ля ковре-самолете. Только поэтому я получила работу. Голос у меня был уже как у взрослой женщины, а весила я как ребенок. И меня легче было раскачивать из стороны в сторону. Проработав месяцев шесть, я упала с этого ковра-самолета во время концерта и сломала руку. Замена нашлась быстро, и меня уволили. Мама пробовала добиться, чтобы меня взяли обратно, но тут снова начали приходить деньги. Спустя год! И она перестала обивать пороги «Эль Марокко».

– Вам было тринадцать? – спросил я.

Эстер кивнула, и я быстро прикинул в уме:

– В тот год отец был в тюрьме. Вот почему вы не получали денег.

– И они стали приходить вновь, когда он освободился, – сказала Эстер, как будто все вдруг выстроилось в логичную цепочку.

– Да, думаю, так.

– А почему ваш отец, Бенни, подтолкнул вас ко мне сейчас?

Я задавал себе этот вопрос сотни раз. И нашел лишь одно объяснение.

– Он умирал. И пытался сделать так, чтобы с вами все было в порядке и после его ухода.

* * *

С восходом солнца Эстер заснула, словно свет ее успокоил. Он успокоил и меня, и мои веки отяжелели. Я включил радио в надежде на то, что оно меня отвлечет, и поймал самый конец новостного репортажа на радиостанции Филадельфии.

Наш недавно избранный, но еще не вступивший в должность президент Джон Ф. Кеннеди избрал на пост министра труда Рудольфа Александера. Александер зарекомендовал себя как ревностный борец за права профсоюзов и числится в окончательном списке на место судьи в Верховном суде. Если стареющий судья Феликс Франкфуртер подаст в отставку, назначение Александера министром труда окажется временным.

Рудольф Александер проявил себя весьма успешным адвокатом профсоюзов и, будучи не новичком в политике, даже предпринял в 1932 году попытку стать президентом. Однако он не сумел добиться выдвижения своей кандидатуры от партии, отдавшей предпочтение Франклину Рузвельту. Несмотря на то, что эти два человека были непримиримыми соперниками, именно Рузвельт посадил Александера на должность федерального судьи в 1939-м. Рудольф женился на Кэтлин Мортимер, наследнице состояния Мортимеров, и использовал свое возвышение и богатство для защиты прав рабочего человека. Ему 68 – он давно не в расцвете сил, но долгое время является доверенным советником молодого президента и близким другом семьи Кеннеди.

Мою сонливость как рукой сняло. Я выключил радио и следующие несколько часов провел как в тумане. Мне все казалось нереальным. Я действовал в состоянии шока с тех пор, как повстречал Эстер. Потом умер отец, и шок перерос в ужас. Ужас сменился неверием. Неверие – полной дезориентацией. А теперь я достиг той черты, когда уже ничто не могло меня пронять или расстроить.

На полпути между Нью-Йорком и Питтсбургом я съехал с трассы на заправку, залил целый бак, справил нужду и купил по стаканчику кофе всем своим пассажирам. Ребята выпили его с благодарными стонами, размяли ноги и тоже воспользовались удобствами – и все это под любопытные взгляды работников колонки. Возможно, их привлекли музыкальные инструменты, привязанные прямо к крыше автомобиля без багажника или какой-либо другой подставки. А может быть, необычный состав нашей компании: белый парень с четырьмя афроамериканцами. Мы явно выделялись. Осознание этого заставило меня занервничать. Воображение услужливо нарисовало четырех вооруженных бандитов, преследующих нас от самого Гарлема. И когда мы снова уселись в машину, я испытал настоятельную потребность отвлечься. А лучшим способом отвлечься для меня была музыка. Ребята уже не спали. Можно было поработать!