Книга песен Бенни Ламента

– У нас всегда все выходило настолько естественно, что нам и в голову не приходило планировать перебранки и взаимные уступки. На самом деле это лишь навредило бы делу. Словесные перепалки держали нас в тонусе и не позволили нам сломаться в тот напряженный период. Мы всегда давали себе четкие установки, но они отнюдь не были незыблемыми. Мы оба оставляли за собой свободу действий и оба пользовались правом менять их, чтобы шоу получалось более увлекательным и зрелищным. А ребята из группы просто научились подстраиваться под нас.

Глава 15 Границы

Мы покинули Нью-Йорк в понедельник. Ранним утром, еще до рассвета. На моем автомобиле. Мани, Ли Отис и Элвин на заднем сиденье. Эстер на пассажирском, рядом со мной. Ударная установка Ли Отиса и остальные инструменты ехали привязанными на крыше, а в багажнике теснились наши чемоданы и сумки. Я взял в дорогу деньги с похорон отца (немалую сумму!) и сбережения из его матраса, и их должно было хватить на запись и распространение альбома. Я не смог снять наличные со своего счета, но при надобности мог выписать чек. Так что о деньгах я не беспокоился. Деньги – всегда головная боль, а от брата Эстер с омонимичным именем Мани голова у нас тоже частенько побаливала, но это было меньшей из всех проблем.

Сэл велел мне затаиться и не высовываться, но мы не собирались этого делать. После Питтсбурга мы решили отправиться в Детройт. Мне надо было переговорить с Берри Горди. Я намеревался попросить его позволить мне записываться в его студии, естественно, за плату, но без использования лейбла «Мотаун», чтобы не обрушивать шквал неприятностей и на его голову. Его студия была единственной относительно новой и довольно независимой. Да и находилась она достаточно далеко от Нью-Йорка, чтобы я мог убедить его мне помочь. А на то, что мы с Эстер разнились цветом кожи, Горди было точно наплевать.

Отец завещал мне никому не доверять, и я больше этого не делал. Но я не мог провернуть все в одиночку. Оставалось уповать лишь на то, что неприятности в виде людей и проблем нас не догонят. Или – еще лучше – что мы завоюем такую популярность, что станем не по зубам кому бы то ни было. Подчас лучший способ спрятаться – быть в центре внимания. Когда тебя знает весь мир, тебя гораздо труднее убрать.

До Питтсбурга оставалось 370 миль, а никто из нас минувшей ночью толком не отдохнул. Я предложил Эстер последовать примеру братьев и вздремнуть. Ребята спали, вытянув ноги и развалившись друг на друге так, словно теснота им была нипочем.

– Они спят так всю жизнь. У них никогда не было особого выбора, – сказала Эстер.

– Это единственное, что было у меня всегда.

– Что? Пространство?

– Ну да. Как у единственного ребенка в семье.

Эстер хмыкнула, но ее смешок прозвучал невесело.

– Мне сейчас пришло в голову: я ведь тоже была единственным ребенком. – Эстер потрясла головой так, словно истово желала, но не могла избавиться от каких-то мыслей.

– Поспите, Бейби Рут.

– Нет. Я буду бодрствовать вместе с вами, – сказала Эстер. – Мои переживания слишком громкие, чтобы заснуть.

– Поделитесь ими со мной?

Она вздохнула, снова ушла в себя, а когда наконец смягчилась, ее голос был тонким и жалобным – как у ребенка, мать которого исчезла в темноте.

– Разве можно печалиться по людям, которых ты не знал? – спросила Эстер. – Я никогда не видела ни Бо Джонсона, ни Мод Александер. Но я… скучаю по ним. Я… тоскую… по ним. И это бессмысленно.

– Я так не считаю.

– О чем они только думали? – прошептала Эстер. – У них все равно ничего бы не вышло.

Я ответил ей молчанием. Стиснув руками руль, я упорно смотрел на дорогу, но тоска, о которой говорила Эстер, защемила и мое сердце, а перед глазами всплыли образы Бо Джонсона и Мод Александер. Образы двух красивых людей, презревших условности общества. Они взяли, что хотели… и заплатили за это предельно высокую цену.

– Но я их понимаю, – продолжила Эстер. – Потому что иногда я тоже забываю.

– Что?

– Забываю… что вы белый.

– Я об этом тоже хочу забыть.

Из всего, что мне когда-либо говорила Эстер, из всех колкостей и взглядов, которыми мы обменивались, из всего жара и смятения, которые мы испытывали, когда были вместе, эти слова взволновали меня больше всего. Они прозвучали эхом истории, которую я не мог изменить, и реальности, которую не в состоянии был исправить.

– Я могу перекрасить волосы и надеть другой костюм. Я могу не есть чеснок и бросить курить. Это все вещи, которые я могу сделать, чтобы стать лучше. Но цвет кожи, Бейби Рут, я переделать не могу…