Книга пятничных рассказявок. Красный том

Люся и Павлик в расстройстве сели на крыльцо.

— Слушай, а может на рынке спросить, вдруг есть у кого эти “цурюпульки”? А лучше твою маму попросим. Она что хочешь найдет, у неё же такие связи.

Люся печально кивнула.

А в это время сосед растягивал на крыше большой плакат с надписью “Продается дача. На участке теплица под выращивание цурюпулек”.

Трибунал

Три фигуры инквизиторов уселись в ряд на жёсткую скамью Большого Трибунала.

— Начнём, братья. Брат Домициус, вы сегодня будете секретарём суда.

Балахон слева качнул головой в знак согласия.

— А брат Систерций будет “адвокатом дьявола”.

— Да, брат Ульпумус, — с усмешкой ответил инквизитор справа, поставивший рядом с собой переносную дыбу.

— Хорошо. Приступим. Эй, там! Введите первого обвиняемого.

Перед инквизиторами появилась девушка. Розовая помада. Цветастая блузка расстегнута на две верхние пуговицы. Юбка чуть выше колен.

— Надеюсь, я выражу общее мнение. Блудница. Без сомнения, блудница.

Брат Домициус согласно кивнул, скрипя пером по листу протокола.

— Мне возразить нечего, — брат Систерций развел руками, — тут всё очевидно, и адвокат может только промолчать.

Председатель трибунала довольно улыбнулся.

— Следующий!

Вторым оказался молодой человек в толстовке с капюшоном. Длинные волосы, немного красные глаза, на спине рюкзак с ноутбуком и мотком витой пары сбоку.

— Я думаю, и тут ясен диагноз: куритель сарацинского зелья. Не так ли, коллеги? Взгляните на эти полные крови глаза.

— Возражаю, — подал голос “адвокат”, - может быть, он просто плохо спал? Тем более, третьего дня он помогал брату Домициусу заносить переносную дыбу.

— Глаза не могут лгать, брать Систерций. Но помощь брату Домициусу мы учтём как смягчающее обстоятельство.

Все трое согласно закивали. И перо снова занесло приговор.

— Кто ещё?

Третьим был лысеющий мужчина с мохнатой собачкой на поводке. Инквизиторы помрачнели.

— Мерзкий еретик, — не удержался брат Домициус, яростно ткнув в мужчину пером.

— Да, именно еретик. Может ли добрый мирянин слушать в девять вечера дьявольскую музыку? Будет ли нормальный человек целоваться с собственной женой в лифте? Это явно указывает на блуд и растление. Обратите внимание на его тварь. Она же гадит в подъезде!

— Возражаю, — хрипло каркнул брат Систеций, — как бы ни ужасна была его тварь, но она ни разу не была поймана за этим.

— Не была, — согласился брат Ульпумус, — но посмотрите на её ужасную морду, она это явно замышляет! А замысленное — есть такой же грех, как и исполненное.

Собачка, уличённая в страшном злодеянии, тоненько тявкнула. А мужчина улыбнулся:

— Добрый день!

Три старушки, сидевшие на скамейке перед подъездом, приветливо поздоровались в ответ. Улыбки сулили несчастному испанский сапожок, стальную деву и костер. Но тень Большого Трибунала уже таяла над ними запахом ладана. Пропали рясы, острое перо и свиток с приговором. И только сумка на колесиках всё ещё тщилась обратиться переносной дыбой.

Гости

— Ты гляди-ка, едут, что ли?!

Баба-Яга выскочила на крыльцо и, приложив ладонь ко лбу, принялась вглядываться в даль.

— Эй, старый, посмотри, может, ты разглядишь.

Из домика, покряхтывая, вышел Кощей Бессмертный, оперся о перила прищурился.

— Хде?

— Нет, не они, — Баба-Яга со зла пнула резную балясину, — это в Красные Горки почта едет. Тьфу ты.

— Да, — с разочарованием вздохнул Кощей, — жаль. А то поглодали бы белые косточки, поели бы мясца свежего…

Тяжелая клюка Бабы-Яги без замаха шваркнула старого злодея по голове.

— Ты дурак, Коша?

И старуха еще раз приложила Кощея с костянным стуком.

— Ты дурак, да? Вот так и скажи — я, Яга, дураком жил, дураком и помру. Давай, скажи!

Третий удар заставил его рухнуть на пол.

— Я сколько сил убила, сколько ворожила, сколько ночей не спала. Почти три года им доказывала, что мы их родня. Они же сироты, детдомовские, а тут я влезаю, как родственница. Мол, не знала и не ведала. И тут нашлась внезапно.

— А-у-эуэу-э, — бессвязно бормоча, Кощей пытался подняться.

— Вот только-только уговорила приехать. А он глодать собрался!

И клюка снова тюкнула старика.

— Ох, — Яга опустила палку и схватилась за сердце, — ох ох!

Кощей, больше притворявшийся, вскочил, подхватил старуху под руку и усадил на скамейку. Достал из воздуха стакан с водой, накапал туда из пузырька двадцать капель и заставил Ягу выпить.

— Надоело! Устала я в одиночестве. Нет больше сил в одиночестве вековать.

— Да пошутил я…

— А они к нам приезжать будут. Потом её замуж выдадим, его женим. Они внуков нам привозить будут на лето.

— Ты же не любишь детей. Всю жизнь их ела.

— А вот и люблю! — Голос Яги сорвался на ультразвук, — И не ела никого! Один раз Ивашку пыталась в печь посадить, так теперь всю жизнь мне вспоминают.

— Они баловаться будут. Горшки тебе побьют.

— Пусть бьют! Им сто лет в обед, я новые куплю, — Яга сердито посмотрела на Кощея, — шутит он. Дошутишься, старый. Превращу в лягушку, будешь знать. Глянь, не едут там?

Отставной злодей долго всматривался, но ничего не увидел и покачал головой.

— Может, позвонить им?

— Да куда там. Блюдечко только с эмтээсом соединяется, а он тут не берет.