Книга покойника

– Вы принесли книги на следующий день после того, как этот дом посетила смерть. Правда, человек умер не в своей постели – он погиб, выпав из окна, – но все равно, логичнее было бы увидеть здесь старых друзей покойного, а вы впервые встретились с семьей днем раньше. Вновь столкнувшись с вами сегодня, я подумал, что вас кто-то пригласил – Беата Одемар, например, или кто-нибудь еще.

– Так она не призналась, что пригласила меня? – Веки Графа дрогнули, он слабо улыбнулся.

– Да. Правда, ей так и не удалось объяснить, почему вы принялись разгуливать по дому, забрели в верхний коридор и затаились под дверью, подслушивая чужой разговор. Кстати, если бы ту самую дверь не захлопнули перед самым вашим носом и не закрыли бы на ключ, вы предотвратили бы несчастье.

– Или был бы застрелен сам. – Граф выпрямился и внимательно посмотрел на Нидербергера широко открытыми глазами. – Я мог бы придумать чудесное объяснение. Причин для повторного визита много. Например, неоконченный разговор… Потерянный предмет туалета… В сущности, все что угодно. Но у меня нет ни малейшего желания сочинять сказки. Я хотел бы откровенно поговорить с вами и удовлетворить тем самым ваше желание, но должен заметить, что вначале мне нужно кое-что найти.

– Что именно?

– Картинку, о которой вы слышали, – ту, что вырвали из сборника гравюр господина Одемара.

– Которую, по мнению Беаты Одемар, вырвал Леон? Я не верю, что это сделал он.

– Я тоже.

– Человек с разумом ребенка вряд ли заинтересуется изображением чего-то, что никогда не видел и о чем при нем не говорят. А если он листал этот сборник просто как книжку с картинками и вырвал приглянувшуюся ему, то какое-то невероятное стечение обстоятельств заставило его покуситься именно на эту страницу.

– Да, слишком большое совпадение.

– Госпожа Одемар, похоже, настроена направить парня в лечебницу. – Нидербергер в упор посмотрел на Графа. – Что, в таком случае, будет с его состоянием?

– Я почти ничего об этом не знаю, но несомненно одно – Беата Одемар не может рассчитывать на деньги кузена Леона, ни при его жизни, ни после смерти. В последнем случае они перейдут к его матери.

– Значит, Беата Одемар не в счет, а с такой матерью парень в безопасности. Она умрет за него.

– Думаю, да.

– Итак, мы вернулись к исчезнувшей гравюре. Но как это связано с тем, что вы приходили в этот дом вчера и сегодня? Пожалуй, я иначе сформулирую вопрос: что заставляло вас ожидать беды?

– Мне намекнули… в письменной форме.

– Матиас Одемар?

– Нет, я пришел в особняк в воскресенье пополудни по приглашению другого человека. А господин Матиас заговорил со мной, когда я уже уходил. Он предложил мне вернуться вечером того же дня и поискать потерянную гравюру. Как вы знаете, он придерживался той же теории, что и Беата Одемар.

– И почему вы не упомянули об этой договоренности вчера вечером – ведь его убили до вашего появления?

– Я не мог доказать, что он был убит из-за того, что собрался скрытно пустить меня в дом.

Лейтенант одарил Графа своим самым холодным взглядом.

– Похоже, вы и в самом деле любитель. Если бы вы поделились со мной этой информацией, я задал бы еще ряд вопросов Хильде Гаст и сломал бы ее алиби.

– В самом деле?

– Я допросил бы их поодиночке, и Анна Одемар смогла бы рассказать мне о шантаже. Теперь Эмма Гаст застрелена насмерть вместо того, чтобы предстать перед судом за убийство Матиаса Одемара, а Леон Одемар на всю жизнь отправится в частное заведение для умалишенных, если только они не обозлятся и не пошлют его в тюрьму Женевы, а его мать тут же угодит в сумасшедший дом по соседству. Вот результат вашей самодеятельности. А теперь мне хотелось бы знать: много ли вы нашли?

– Да так, кое-что. Я надеюсь на большее, если…

– Позвольте уж мне самому заняться этим, если, конечно, не возражаете. Когда вам впервые «намекнули», и кто это сделал?

– В субботу мне передали некое послание, – миролюбиво начал Граф. – Вы могли бы назвать его анонимным письмом…

– Конечно, его отправил Матиас Одемар, хотя могла и Беата – не сказав ему, – Лейтенант не удержался от комментария.

– …Или, – продолжал Граф, вежливо игнорируя сказанное, – кодированным сообщением. Подробности сейчас не имеют значения…

– В самом деле? – олимпийское спокойствие Нидербергера превратилось в язвительность.

– Нет, но позже – если захотите – я досконально опишу все детали. А сейчас они только затуманят картину. У меня есть причины предполагать, что отправитель этого послания пытался связаться со мной в течение недели – с момента исчезновения гравюры. Лично я в этом уверен. Текст являл собой любопытную головоломку, которая означала: меня просят меня исследовать обстановку в этом доме. Я обеспечил себе приглашение. Тут вы совершенно правы в своих предположениях. И первое, что привлекло мое внимание: потеряна гравюра Витчерхиира, причем о пропаже стало известно именно в тот день, когда мне направили первое анонимное письмо.

Нидербергер сдвинулся вперед на край своего кресла, положив руки на колени и слегка приоткрыв рот, но ничего не сказал.