– Нет. Я ждал вас. Что в этой комнате можно поднять, но нельзя перевернуть? Что здесь есть такое, подо что мы не сможем просунуть руки?
Нидербергер окинул взглядом библиотеку, а затем поднялся с места и последовал за Графом к столу в стиле Буль.
– Давайте вместе. – Граф подсунул пальцы под один край инкрустированного ларца. – Эта вещь весит порядочно – слоновая кость на старой бронзе. Слугам не разрешается двигать ее по столешнице, а если ее наклонить, то крышка может свалиться. Между поверхностью стола и дном ларца не более дюйма; если это произведение прикладного искусства когда-нибудь двигали – в чем я сомневаюсь, – то наверняка всего лишь переставляли с места на место. – Мужчины подняли ларец, обнаружив под ним толстый слой пыли.
Затем они установили ларец на край стола, и пока Граф удерживал тяжеленную бронзовую коробку, Нидербергер нагнулся и взглянул на ее дно снизу. С непонятным восклицанием он отодрал что-то, и, когда выпрямился, в его руках оказался большой конверт с пятнами сухого клея.
– Просто замечательно. Теперь поставим это на место. – Накрыв ларцом большое пыльное пятно, Граф и Нидербергер вернулись к камину. Граф и, попыхивая дымящейся сигаретой, продолжил свои рассуждения: – Эмма Гаст просунула в щель пальцы и прижимала конверт к дну, пока он не прилип. Очень аккуратно. Весьма разумная женщина.
Нидербергер уставился на него:
– Почему вы подумали, что картинка здесь?
– Что ж… В сущности, нет причин держать ее в другом месте.
Лейтенант вытащил из конверта гравюру: аккуратно раскрашенное изображение белого дома на холме среди деревьев. Тонкий защитный лист отделился от гравюры – Граф поймал его и отдал Нидербергеру; тот, наложив кальку на рисунок, направился к столу, включил настольную лампу, взял увеличительное стекло и положил оба листа рядом. Граф издали наблюдал, как полицейский, согнувшись, всматривался в листы.
Неожиданно лейтенант громко вскрикнул:
– Боже мой!
Граф пожал плечами, поднялся с кресла и подошел к столу. С совершенно непроницаемым видом, сунув руки в карманы, он стоял и ждал.
Нидербергер снова принялся за сравнительное изучение гравюры и защитного листа. Наконец, он выпрямился – мрачный, напряженный, постаревший на несколько лет, – молча уступил место Графу, а сам замер в ожидании. Когда Граф оторвался от созерцания листов, Нидербергер резко сказал:
– Вы ожидали этого?
– Предполагал найти нечто подобное.
– Эта бедная женщина посылала вам анонимные письма.
– Да. Я расскажу вам всю историю… потом.
– Позаботьтесь об этом. – Нидербергер сделал резкий жест в сторону доказательств и выскочил из комнаты. Оставив дверь открытой, он исчез в холле. Мгновение спустя его шаги загрохотали по лестнице.
Граф стоял, прислушиваясь. До него доносились голоса, неожиданный топот, предупреждающий крик. Ему ответил приглушенный хлопок пистолетного выстрела. Граф оперся о край стола. Он улыбался.
В двери появился Фридрих Одемар. Он сказал:
– Там на лестнице полицейский с пистолетом, он не разрешает мне подняться наверх. Он не хочет говорить, что там произошло. Кто в кого стрелял? Я ничего не понимаю.
Лицо Одемара изменилось: теперь он стал похож, как две капли воды, на своего сурового предка, чье изображение висело в гостиной над камином.
– Пожалуй, я знаю, что там случилось, господин Одемар, и почему. – Граф помахал гравюрой, но собеседник так увлекся собственными переживаниями, что вряд ли заметил этот жест. – Я нашел вашу картинку.
– Мою картинку? – Одемар, казалось, не понимал, о чем идет речь. Затем, обратив, наконец, внимание на лист бумаги, в замешательстве спросил: – Какое отношение вид старого Витчерхиира имеет к тому, что сейчас происходит?
– Вы не взглянете на нее?
Одемар медленно пересек комнату, скользнул взглядом по картинке и почти безразличным голосом заметил:
– На ней какие-то знаки.
– Это следы карандаша вашего брата.
– Моего брата?.. Не понимаю.
– Господин Клаус Одемар написал письмо на тонкой бумаге, твердым, остро заточенным карандашом, используя «Виды озера Тун» в качестве пюпитра, и следы от его письма остались здесь. Вы можете прочесть этот текст через увеличительное стекло.
Граф протянул лупу Олдемару, но тот покачал головой.
– Вы читали это?
– Читал, и Нидербергер тоже.
– Тогда скажите мне, что там.
– Вы не хотите все же взглянуть сами?
– Зачем? Ведь это больше не частный документ.
– Это вообще не документ в общепринятом смысле слова. Это отпечаток документа, увековеченный на двух листах бумаги, с подписью вашего брата. В этой книге есть и другие фрагменты писем, также подписанные им. А этот практически целый.
– Если этот, как вы выражаетесь, документ компрометирует моего брата… То это подделка.
Граф посмотрел на него с удивлением.
– Компрометирует? Напротив. Он укрепляет его репутацию. Считайте, что это одно из светлых воспоминаний о вашем брате. Я прочитаю его вам, господин Одемар, но только если вы сядете и будете слушать.
Одемар подошел к камину и опустился в кресло, спиной к Графу, который, подавляя растущее раздражение, начал читать…