Книга покойника

– В голову господина Матиаса Одемара частенько забредали светлые мысли. Так или иначе, я умудрился организовать себе почти такую же приятную жизнь, как мы с матерью вели в Бельгии и во Франции. Мы путешествовали и развлекались, но каждый по-своему, не мешая друг другу. Какой резвой она была! Здесь же ей приходилось трудно. Ведь она постоянно сидела взаперти, но тем активнее поощряла мои прогулки, хотя и беспокоилась обо мне. Она не решалась, конечно, уехать из этого дома, боялась, что я попадусь при проверке умственного развития. Мы не представляли себе, какие научные методы применяются здесь, впрочем, и о психиатрии вообще мы знали лишь понаслышке и, естественно, ни с кем не консультировались… У нас все получалось, правда, Беата и Матиас ненавидели нас, а старина Матиас еще и приглядывался ко мне. А тут эта проклятая книга – Эмма Гаст, словно размахивая петардой, накинулась на нас в четверг: дескать, на странице – на гравюре старого Витчерхиира – остался отпечаток письма с подписью от Клауса Одемара к матери, что доказывает, что я – не Леон. Эта мегера сказала, что Одемары ограблены на половину состояния, а если мать не признается в подлоге, то она выдаст нас. Шум на пустом месте. Какой вред мы нанесли? Одемары не предъявляли претензий и не нуждались в этих деньгах, а дядюшка Клаус – Клаус Одемар – хотел, чтобы я их получил. Я нравился ему. Он собирался усыновить меня. Но эта курица никогда не понимала жизни и не видела дальше собственного носа. Мы не смогли убедить ее. Она все время сидела в своей комнате, и я считал, что она именно там прячет картинку, и надеялся при случае тщательно осмотреть пол. Выходит, я зря терял время, поднимая ковры на лестницах…

Одемар открыл глаза и сказал бесцветным голосом:

– Анна должна была знать, что я не стал бы обращаться в суд.

– Мой дорогой, добрый человек, не в этом дело. Моя мать беспокоилась обо мне… о моем состоянии. Хильда Гаст не понимала, против чего выступила, и обрекла себя на поражение. Правда, после смерти Матиаса она, наконец, сообразила, к чему приведет ее дурацкое нежелание оставить нас в покое, а вот мы вовремя не догадались, почему она так упорна. Да, Матиас… Мне жаль, что так вышло, господин Одемар.

– Дело в том, что я подслушал доверительную беседу старика Матиаса и господина Графа – они договаривались о совместных поисках. Но мы не хотели, чтобы Граф искал гравюру. Он мог натолкнуться на нее совершенно случайно! Я принял решение немедленно избавиться от Матиаса, который становился все опаснее и опаснее. Но моя импульсивность сослужила нам дурную службу. Мертвый старик оказался гораздо опаснее, чем живой. – Взгляд юноши вновь остановился на Графе. – Вы поняли, почему, не так ли?

Граф кивнул, и рассказчик заговорил вновь – тише и печальней, словно испытывал некоторое смущение:

– Я сотворил ужасную глупость. Хильду и Утзингеров могли позвать на похороны Матиаса, а Эмма Гаст, узнав о том, что они выехали из Витчерхиира, тут же кинулась бы к вам и поведала всю историю. Вы знаете о ловушке. Я устроил ее в ту самую ночь четверга. Не представляете себе, какое это было адски холодное путешествие! Нам понадобилась эта штука, чтобы Хильда Гаст вела себя тихо, и еще… как свидетельство против нее, если придется-таки разыграть комедию, которую вы видели нынче днем. Вы что-то знаете, Граф? Кажется, мы все-таки убедили эту курицу, что Хильду в Витчерхиире подстерегает беда. Может, Эмма Гаст и сомневалась, но после того, как я описал ей ловушку, она не сводила глаз с телефона и больше не грозилась выложить все Одемару. Правда, она все-таки обвела нас вокруг пальца. Может, расскажете, как ей удалось передать вам сообщение.

Граф мрачно буркнул:

– Надеюсь, вы об этом никогда не узнаете.

– Вы расстроились, что в конце концов потеряли свою клиентку? Ну, с телефоном-то у нее ничего бы не вышло. Я не подпустил бы ее к аппарату, и она это прекрасно знала. Я мог бы справиться с целой толпой таких сумасшедших баб, да и с Карсоном заодно.

В голосе парня слышалось удовлетворение. Граф тихо пробормотал:

– Мания величия.

И тут же получил ответ:

– Нет, вовсе нет! С моими мозгами все в порядке.

Граф выразительно покачал головой.

– Такая жизнь способна искалечить любую человеческую душу.

– Чушь! Это была чудесная жизнь.

– Я просто пытаюсь как-то объяснить ваш поступки, – заметил Граф, продолжая смотреть на лже-Леона, как на диковинку.