Книга правды

И зал, и сцена были погружены во мрак. Минутная пауза… Искушенная публика притихла и стала напряженно выжидать. Неожиданно сцену прорезала яркая вспышка, и в свете двух прожекторов зрители увидели слетающую откуда-то сверху черной птицей, со злорадным, пронзительным и истерическим смехом фигуру, голова которой была охвачена самым натуральным пламенем. «Я — князь Адского Пламени и несу вам огонь!» Обкислоченные дамы хватались за сердце. У всех присутствующих, без всякого преувеличения, отвисла челюсть, даже испытанные питухи, вроде Кейта Муна, в полном замешательстве протирали глаза. Кто-то, сев на глобальную измену, рванул к выходу. Присутствующий в зале пастор, из сочувствующих, истово крестил себя и окружающих. Пылающая и поющая голова… Запаленный в недалеком будущем на Монтерее «Фендер» Хендрикса, сами понимаете, в сравнении с тем браунов-ским зрелищем, просто отдыхает. Лондону — Ладановое, Фриско — Фресковое. Голос был настолько мощный, что, казалось, за кулисами спрятан целый хор «Безумных Браунов». А искомый неистово скакал по сцене, потом замирал, и брошенные им слова вползали в ушные раковины обалдевшей аудитории проворными ящерками-картинками. «Я лежал в траве у реки. И времени чуть прошло, трава обернулась песком, река стала морем. И внезапно море было охвачено пламенем, песок загорелся…» У него словно выросли крылья, он то и дело подскакивал. «И я поднялся, и попытался выбраться из пламени, становился все выше, выше, выше…», — зависал в воздухе и, растопырив руки, нависал над залом грозной тенью. «Огонь… Уничтожить все сотворенное вами». Или — он подхватывал трос на одном конце сцены и вихрем перелетал на другой. Пауз между номерами не было. Все более взвинчиваясь, Браун нагнетал атмосферу, постоянно возвращаясь к главной теме — теме Огня. Под конец выступления он упал и забился в кошмарных конвульсиях: «И нет выхода… И знаю, что гореть обречен… В аду так жарко, выпустите меня наружу, пожалуйста!!!» Он застыл с душераздирающим криком «пожалуйста!», закрыв глаза ладонями. Пламя потухло одновременно со светом на сцене, а когда его снова врубили — там было пусто. Словно вообще ничего не произошло и не происходило.

Обалдевшие зрители рванули к артистической, где их встретил человек, представившийся как «Ихний помощник», и на все вопросы отвечал: «Господин Артист отбыл в неизвестном направлении». «М-да», — только и смог сказать Кейт Мун и, отхлебнув глоток из фляжки, почему-то злобно покосился на Роджера Долтри. Тауншенд оживленно беседовал с Тони Холлом, умолявшим его не сообщать Киту Лэмберту, менеджеру THE WHO, что Браун пока вольная птица. Моментально обработав «помощника», Холл буквально несколько мгновений спустя уже был у черного входа рядом с темноволосым парнем с блестящими сумасшедшими глазами, несолидной щетиной и в гриме а-ля «летучая мышь» (нечто среднее между Элисом Купером и

Джином Симмонсом). И еще через несколько минут он получил исключительные права на ведение переговоров с влиятельными поп-воротилами. «Сейчас малость подраскру-тимся в «UFO» — и вперед» на «Полидор». Чувак» тебя ждет великое будущее!»

А потом они мчались на машине по ночному Лондону» и Браун взахлеб рассказывал о себе» врубал в Огонь» как в символ одновременного разрушения и очищения» ругал американцев» и через сравнение систем воспитания перескакивал на Диониса и «Рождение Трагедии»…¹⁵

ПЕСНИ СМЕРТИ 16

Песнь радости

В полночный час вернулся я домой,

Полиции сказав по телефону,

Что четверо безвинных жизни лишены.

Убийцу так и не поймали,

Он до сих пор гуляет на свободе И руки кровью обагряет вновь и вновь.

Вымазывая красным на стене цитаты Джона Мильтона.

Отец застукал меня за чтением какой-то непристойной книжонки. Не говоря ни слова, он вышел из комнаты и вернулся с «Преступлением и наказанием». «Среди всех текстов, посвященных мерзостям жизни, по-настоящему интересны только те, которые прекрасно написаны», — сказал он.

Благодаря этому в моей системе оценки литературы на первом месте стоит язык, а потом уже содержание — влияний здесь не перечесть. Но в то время живопись занимала меня куда больше, чем литература. Своими рисунками я всегда старался привлечь внимание отца, намеренно рисуя так, чтобы они его раздражали. Но все было тщетно. И только моя мама, да возблагодарит ее Бог, всегда тут же брала любую мазню н вешала ее на стенку.

— Из школы в Уонгратте меня выгнали со скандалом. Мы с приятелем пытались сорвать юбку с шестнадцатилетней девицы, поспорив, что уместимся в ней вдвоем. Нас заметила старая учительница и разогнала с криком: «Прочь, маленькие насильники!»

Родители той девицы выдвинули против нас обвинение в по* пытке изнасилования, но ничего не вышло, потому что нам было всего двенадцать. В «Колфидде» (частной школе для мальчиков в Мельбурне) я чувствовал себя как в тюрьме — там, в основном учились дети богатых фермеров и всяких чинуш. Именно там я и начал драться, и дрался до тех пор, пока не открыл для себя Искусство.

То следствие полиции в копеечку влетело,

Когда убийца здесь был — написал,