Книга пророка Амоса. Введение и комментарий

Первые обвинения в этой связи, которые выдвигает Амос, устанавливают отношения между социальными и религиозными аспектами жизни. Так, в Ам. 2:4 «совращение с пути» связано с «отвержением закона», но не исключает полностью и стремления к ложным религиозным ценностям, представленным идолами. Нарушение закона о залогах (Ам. 2:8) является посягательством на законы о братстве, но также и превращает культовое место в «дом бога[953] их», чем обозначаются божества, отличные от Яхве. В Ам. 8:4–5 злодеи, обманывающие и эксплуатирующего ближнего – те же самые люди, которые соблюдают праздники новолуний и хранят субботу.

Другие обвинения относятся к некомпетентности и недееспособности власти, которая не может положить конец бесчинствам, таким как насилие и грабеж (Ам. 3:10), притеснение бедного (4:1), вымогательство имущества у нуждающихся (5:11–12), юридические беззакония в трибуналах (Ам. 5:7,10,15,24) и накопление неправедного богатства (Ам. 6:4–6; 8:4–6). Эти обвинения отстоят далеко от парадигматических обвинений в адрес Тира и Эдома, состоящих в том, что те «не помнят братского союза» и без сострадания «преследуют брата своего мечом» (Ам. 1:9, 11). То, что обвинения относятся к властям, на это у Амоса немекается одной загадочной фразой, которую можно перевести так: «Чтобы не имел успеха дом Иосифа»[954] (Ам. 5:6), и одним упоминанием о военных столкновениях (Ам. 5:3). Это наказания за нечто большее, чем частные правонарушения обычного человека.

Если во времена Осии, при институциональном кризисе, обвинение в социальных беззакониях отходит на второй план, до тех пор, пока общество не будет восстановлено как единое целое, то во времена Амоса, напротив, стабильность царства Иеровоама II благоприятствует социальным беззакониям и эксплуатации, которые и обозначаются пророком без промедления.

3. Противопоставление культа и истории

Беспокойство Амоса о частных и публичных проблемах своего времени, как впоследствии забота о том же Осии, Исайи и Иеремии, заставляет их искать в истории своего народа корни прогрессирующего удаления от Бога.

Ироничные слова о культе в Ам. 4:4–5 как о «месте», где сокрыты истинные материальные и духовные проблемы народа, ведут к серии констатаций и упреков (Ам. 4:6-11), построенных, по крайней мере с 7-го стиха, как напоминания об исторических событиях исхода и странствования по пустыне, а также об истории гибели Содома и Гоморры. Ам. 5:25 также отсылает ко времени, проведенном в пустыне, а Ам. 2:9-10 – ко времени завоевания земли.

Похожим образом и Осия обращается к истории на протяжении своего пророчества – к событиям в Галгале (Ос. 4:15; 9:5; 12:12[955]) и в Гиве (Ос. 5:8; 9:9; 10:9), пережив которые народ ничему не научился. Сверх этого, имеются напоминания о действиях пророков в пустыне, позабытых Ефремом, хоть он и хочет по-прежнему считаться сыном Иакова.

Так или иначе, рассуждения об упрямстве народа и о трудности или невозможности его прощения производятся на основании истории народа, а не на основании его отношений с культом. Культ, как бы говорят Амос и Осия, стал непригоден для покаяния, напротив, он противопоставлен истории как средству для обращения. Действительно, культ привлекает как некая привилегия, он монотонен, всегда равен самому себе. И народ, и индивидуум должны отстраниться от самих себя и от повседневности, чтобы участвовать в богослужении, которое ввиду своей вневременности должно вести к неизменному Богу.

Пророки, особенно Амос, Осия и Исайя не позволяют нам обольститься этой кажущейся действенностью культа для восстановления отношений народа с Богом, критикуют его и подвергают насмешкам. Они убеждены, что если и есть возможность обращения и получения прощения, она должна исходить из сознательно переживаемой истории. Но они констатируют, что и история не оказалась magister vitae для жестокосердого народа, который из прошлого тяжелого опыта ничему не научился. От критики институтов (у Амоса это набиты, монархия, священство и культ) совершается переход к утверждению неспособности народа учиться на примере собственной истории. Пророческий дискурс у Амоса и у Осии естественным образом ведет их к рассуждению о глубокой проблеме – проблеме прощения в состоянии ожесточения и угрозы окончательного уничтожения.

4. Приговор и прощение

Первый подход к проблеме соотношения божественного прощения и божественного наказания дан в Ам. 4:4-11, где показан процесс ожесточения. Оптимистическое и обнадеживающее видение будущего представлено в предупреждении о встрече с Богом в 4:12–13, в призыве искать Господа (но не в вефильском святилище – Ам. 5:6), в двусмысленном обещании о голоде и жажде – но не хлеба и воды, а слов Господних (Ам. 8:11), провозглашенном посреди объявления о наказании (Ам. 8:12–13), и в эсхатологическом обетовании в Ам. 9:11–15, тексте, от которого не следует абстрагироваться при целостном чтении книги.