И я сказал Маттафии: «Принеси мне хлеб и вино». И принёс он. И я сказал: «Ешь». Он съел, а я спросил: «Насытился ли ты?». И он сказал, что да. Тогда я посмотрел на свои руки и сказал ему: «Ешь мои руки, как хлеб и кровь мою пей, как вино». И стал роптать Маттафия. И тогда я сказал ему: «Что бы ты сделал, будь твои дети голодны?». Он ответил, что заработал бы на пищу. Но я сказал: «Но к тому времени дети умрут». Тогда Маттафия стал размышлять и сказал, что отдал бы им своё тело. И я сказал ему: «Да, Маттафия, но только если ты хочешь сделать своих детей людоедами. Если хочешь их спасти, надо превратить их в птиц и выпустить в небо. Там они найдут дом и пищу, а, вернувшись, накормят и тебя». И Маттафия спросил: «Как сделать из людей птиц?». И я сказал: «Дать им знание, и оно вознесёт их». И тогда Маттафия отрыгнул хлеб и вино, и уселся что-то писать, а я ушёл гулять.
В Эгипте храмы сделаны не для людей. Жрецы почитают богов как братьев, стерегущих мир, но людей не чтят вовсе. Они чтят то, что даёт им пользу, а то, что причиняет боль, они просят отнять от себя. Однажды приходит настоящая боль, и они вызывают богов, приносящих пользу, но те им не помогают, ибо боль тоже польза.
Прощаемся с людьми и ходим без дома. И прячем истину в заплечном мешке, подальше от глаз своих и чужих. Мешки дырявы, и она выпадает в неподходящий момент, и мы кричим: «Чудо! Чудо!»
Когда-нибудь найдётся человек, который скажет, что бога нет, и это будет день первой смерти бога. Когда много людей скажут, что бога нет, дверь закроется и останется узкая щель, сквозь которую проходить будут посланцы. Когда все люди скажут, что бога нет, появится бог.
Я устал. Я очень устал. Ушли оба Маркуса. Ушла Хлойи. Я пишу на пергамене, покрытом пылью. Я понял, что жизнь даётся всем, смерть находит лучших избранных, а остальные просто уходят, сгорают до поры как травинки в огне. Но я уйду иначе. Я стану дорогой. По ней пойдут люди. И я направлю их. К живому свету, от пустого неба и ненасытной земли в новую страну. Я назову её Блаженье. Блаженье мира.