Книга стихотворений

Как же ты мог не найти, Ювенций, в целом народе
Мужа достойной красы, с кем бы ты сблизиться мог?
А полюбился тебе приезжий из сонной Пизавры,
Мраморных статуй бледней с раззолоченой главой!
Сердце ты отдал ему, его предпочесть ты дерзаешь
Мне? Берегись же, пойми, что преступленье творишь!

82 [82]

Если желаешь ты быть драгоценнее глаз для Катулла,
Квинтий, или того, что драгоценней и глаз,
Но отнимай у него, что глаз ему драгоценней,
Ежели есть что-нибудь, что драгоценнее глаз.

83 [83]

Лесбия часто меня в присутствии мужа порочит,
А для него, дурака, радость немалая в том.
Не понимает осёл: молчала бы, если б забыла, —
Значит, в здравом уме. Если ж бранит и клянёт, —
Стало быть, помнит, притом — и это гораздо важнее —
Раздражена, — потому так и горит, и кипит.

84 [84]

«Хоммода» стал говорить вместо общего «коммода» Аррий,
Вместо «инсидиас» — «хинсидиас» говорит.
Воображает, что он образчик тончайшего вкуса,
Если, хотя бы с трудом, «хинсидиас» произнёс.
5

Мать, вероятно, его и вольноотпущенник дядяТак говорят, а до них — матери мать и отец.
В Сирию послан он был, — и тогда отдохнули все уши,
Стали всё те же слова чисто звучать и легко.
Мы перестали дрожать, что привьются такие словечки, —
10 Но неожиданно весть страшная к нам донеслась:
Только лишь Аррий успел переплыть Ионийское море, —
Как Хионийским уже стали его называть.

85 [85]

Ненависть — и любовь. Как можно их чувствовать вместе?
Как — не знаю, а сам крёстную муку терплю.

86 [86]

Квинтии славят красу. По мне же она белоснежна,
И высока, и пряма — всем хороша по частям,
Только не в целом. Она не пленит обаяньем Венеры,
В пышных её телесах соли ни малости нет.
Лесбия — вот красота: она вся в целом прекрасна,
Лесбия всю и у всех переняла красоту.

87 [87]

Женщина так ни одна не может назваться любимой,
Как ты любима была искренно, Лесбия, мной.
Верности столько досель ни в одном не бывало союзе,
Сколько в нашей любви было с моей стороны.

88 [88-90]

Что же он, Геллий, творит? — известно, что мать и сестрица
Зуд облегчают ему ночью, рубахи спустив.
Разве же ты не слыхал, что тот, кто препятствует дяде
Мужем доподлинно быть, занят преступной игрой?
И преступленья не смыть, о Геллий, ни крайней Тефии,
Ни Океану не смыть, лёгких родителю нимф.
Если бы даже, свершить не успев преступлений тягчайших,
Голову низко нагнув, стал он казнить сам себя.

89