спаржа, херес и бычки,
запеченные в духовке
после пляжа на обед,
две прелестные обновки
и какой-нибудь десерт.
Ждет меня большая вилла,
супермодный лимузин
и -- чтоб вас совсем взбесило --
ювелирный магазин!
Поджидает жгучий мачо
(говорят, с ним веселей).
От меня письмо он прячет
с бедной родины моей.
* * *
Как сладко пахнет мертвая трава!
Еще вчера она была живая.
Зеленая, она была права,
о скорой смерти не подозревая.
Роскошный махаон здесь отдыхал,
кузнечик прыгал, шмель вовсю трудился.
И на тебе! Нашелся же нахал,
с косою смертоносною явился.
Звенит коса, мужик стирает пот
линялым рукавом простой рубашки.
Устал косить. Вот это поворот!
Пока цветите, милые ромашки.
* * *
Не с каждым шутит так Создатель,
со мною шутит -- слышу свист.
Я -- и читатель, и писатель,
и, уж простите, журналист.
Три головы моих покуда
еще целы, не снес их меч.
Все хорошо, я -- чудо-юдо.
Не стоит вам меня беречь.
Сожгу полмира, съем любого,
на крыльях в небо унесу...
За что? А ни за что! За слово,
за звуков жалкую красу.
ВАСИЛЬКИ
Снежинки синие качаются
на бирюзовых стебельках
и с небом взглядами встречаются,
мечтая жить на облаках.
Им то ли снится, то ли верится:
еще до жизни на земле
их утешала мать-метелица
в ветхозаветной полумгле.
И, трепеща от возмущения,
они куда-то вниз рвались,
где их земные воплощения
тогда еще не родились.
* * *
Постоим под куполами,
впереди -- дорога.
Что сказать тебе словами?
Что просить у Бога?
Вот опять открылись взору
голубые дали.
Только этому простору
мы и доверяли.
Не магическому кругу,
не туманной сини.
Почему же не друг другу,
если -- всей России?
* * *
О ты, великое бездушное пространство!
В тебя уйдешь -- обратно не вернешься.
Ни мира нет в тебе, ни постоянства.
Зачем ты моей родиной зовешься?
Еще кочуют люди, звери, птицы
в твоих степях, политых нашей кровью.
Еще не обозначена граница
между ландшафтом, верой и любовью.
Мы для тебя -- не взрослые, не дети,
а так, улов -- продукт самой природы.
Тысячелетьями не рвутся твои сети,
прельщая странников подобием свободы.
* * *
О чем поешь, карамурзелец милый
(твое бельканто поражает ум),
с такою страстью и такою силой?
Как жаль, я по-турецки ни бум-бум.
Могу я по-турецки только кофе.
И то не каждый день, ну извини.
Вот интересно, ешь ли ты картофель?
Захочешь мне ответить -- позвони.
И все-таки -- красивы твои речи,
мелодии прекрасны, спору нет.
А чем бы обернулись наши встречи,
когда война терзала Баязет?
Невежливо, наверное, об этом
напоминать. Но я же не со зла!
Я спела бы сейчас с тобой дуэтом
и много пользы миру принесла.
Пускай не миру, но себе уж точно,
а то в наушниках, ей-богу, не уснуть.
Я слышала, все у тебя непрочно,
и ты в Россию едешь отдохнуть?
Приедешь -- заходи без церемоний.
Для русских ты практически родня.
В гармонии с собой иль без гармоний,
но отзовись -- не огорчай меня.
ЛУНА
Хочу или нет, но начну я с востока.
Сияя чужим, мне не свойственным светом,
плыву я по небу, янтарное око,
то лодочкой утлой, то солнца приветом.
Мой путь пролегает сквозь черную бездну,
на тлеющий запад, за тихое море.
Там я потеряюсь, растаю, исчезну,
но вы не печальтесь, ведь это не горе.
Я ночью опять появлюсь -- мне не поздно,
не жалко ни сил, ни волшебного дара.
Меня не волнуют далекие звезды --
неровня я им, а они мне не пара.
Я буду светить, даже если реклама
пожаром огней раскурочит полнеба.
Прошествую гордо, как светская дама,--
не надо мне зрелищ, не надо мне хлеба.
Никто никогда не собьет меня с толку,
вот разве что тучи сейчас урезонят.
Но пленницей буду я, право, недолго,
их армию ветер наутро разгонит.
А следующей ночью, сияя, как прежде,--
взгляните наверх, чтобы не заблудиться,--
взойду я над миром в упрямой надежде
растаять, исчезнуть. И снова родиться.
СОТВОРЕНИЕ
Вода, соленая и вязкая, как кровь,
еще недвижно в забытьи лежала,
но миром уже правила любовь,
как правит вечность острием кинжала.
И тьма, сгущаясь, оставалась тьмой,
разбуженная сладостными снами.
Крутился шар, охваченный судьбой,
и дух в смятении носился над волнами.
ПИСЬМО ЛЕРМОНТОВУ
Как давно мы с тобою знакомы!
Не поверишь, с младенческих лет.
Верно, пишешь послания в альбомы,
раз письма от тебя долго нет.
На Кавказе все то же -- опасно.
Терек воет, Тамара грустит,
горы близко, природа прекрасна,
пуля-дура в кого-то летит.
Ах, Мишель, как признаться -- не знаю!
Что-то плохи мои, брат, дела.
Так люблю тебя, так обожаю --
дважды возраст твой пережила.
* * *
Куртку накину и выйду в сердцах на крыльцо.
Северный ветер открытой калиткой играет.
Осень бушует, бросает мне листья в лицо,
синью небесной до самых основ пробирает.
Вот и случилось. От лета -- всего ничего.
Зелень травы да гудящие стайкою осы.
А ведь казалось, что было с избытком его,--
пыл усмирили холодные длинные росы.
Тоже мне горе! У нас еще все впереди --
самые лучшие дни или даже недели.
Тучи нагрянут, потом атакуют дожди,
счастьем засыплют по самую крышу метели.
Встретим как люди и мы наступающий год:
елка, шампанское, милые сердцу сюрпризы.