Книга тысячи и одной ночи. Том 2. Ночи 39-145

Услышав слова евнуха, истопник воскликнул: «То, чего я боялся, случилось!» И произнёс такой стих:

«Чего опасался я – случилось!
Мы все возвращаемся к Аллаха!»

Потом евнух крикнул слугам: «Спустите его с осла!» А истопника сняли с осла и привели ему коня, и он сел и поехал вместо с караваном, и слуги кольцом окружили его, и евнух сказал им: «Если у него пропадёт единый голосок, это будет ценою жизни одного из вас!» И потихоньку он добавил: «Оказывайте ему почёт и не унижайте его!»

А истопник, видя кругом себя этих молодцов, отчаялся в жизни и, обернувшись к евнуху, сказал: «О начальник, я ему не брат и не близкий! Этот юноша не мой родственник – я только истопник в бане и нашёл его брошенные на навозной куче и больным!»

И караван шёл, а истопник плакал и строил насчёт тебя тысячу предположений, и евнух шёл с ним рядом и не о чем не сообщал ему, а только говорил: «Ты встревожил нашу госпожу, говоря стихи вместе с этим юношей, во не бойся за себя!» И он исподтишка подсмеивался над истопником. А когда делали привал, им приносили еду, и он ел с истопником из одной посуды. А после трапезы евнух приказывал слугам принести кувшин с сахарным питьём и отпивал из него, а потом он давал истопнику, и гот тоже отпивал. Но у него не высыхала слеза, так он боялся за себя и печалился о разлуке с Дау-аль-Маканом и о том, что случилось с ними на чужбине.

И они ехали. А царедворец то был у входа в носилки, чтобы услужить Дау-аль-Макану, сыну царя Омара ибн анНумана, и его сестре Нузхат-аз-Заман, то поглядывал на истопника, пока Нузхат-аз-Заман с братом Дау-аль-Маканом разговаривали и сетовали. И они непрерывно ехали и приблизились к своей стране настолько, что между ними и их землёю осталось лишь три дня. И к вечеру они сделали привал и отдохнули и пробыли на привале до тех пор, пока не заблистала заря, и тогда они проснулись и хотели грузиться, как вдруг показалась великая пыль, от которой потемнел воздух, так что стало темно, будто тёмной ночью. И царедворец закричал: «Подождите, не нагружайте». И, сев на коней вместо со своими слугами, направился к этой пыли. И когда они к ней приблизились, из-за неё показалось влачащееся войско, подобное бурному морю, где были стяги, знамёна, и барабаны, и всадники, и витязи. И царедворец удивился этому. И когда в войске увидели их, от него отделился отряд в пятьсот всадников, и они подошли к царедворцу и тем, кто был с ним, и окружили их. И вокруг каждого невольника из невольников царедворца встали пять всадников.

«Что случилось и откуда это войско, которое делает с нами такие дела?» – спросил царедворец. И ему сказали: «Кто ты такой, откуда ты идёшь и куда направляешься?» – «Я царедворец эмира Дамаска, царя ШаррКана, сына царя Омара ибн ан-Нумана, властителя Багдада и земли Хорсана, иду от него с податью и подарками, направляясь к его отцу в Багдад», – отвечал царедворец. И, услышав его слова, воины отпустили платки на лица и заплакали и сказали: «Царь Омар ибн ан-Нуман умер, и умер не иначе, как отравленным. Иди, с тобою не будет беды, и встреться с его старшим везирем Данданом!»

Услышав эти речи, царедворец горько заплакал и воскликнул; «О разочарованье нам от этого путешествия!» И он плакал вместе с теми, кто был с ним, пока они не смешались с войском. И тогда у везиря Дандана испросили царедворцу разрешение войти, и тот позволил. И везирь приказал разбить свои шатры и, сев на ложе среди палатки, велел царедворцу сесть. Когда тот сел, он спросил, какова его повесть. И царедворец рассказал ему, что он царедворец эмира Дамаска и привёз дары и дамасскую подать. И везирь Дандан заплакал при упоминании об Омаре ибн ан-Нумане. А затем везирь Дандан сказал царедворцу: «Царь Омар ибн ан-Нуман умер отравленным. И после его смерти люди не решили, кому отдать власть после него, и даже стали убивать один другого. Но их удержали вельможи и благородные и четверо судей. Люди сговорились, чтобы никто не прекословил указанию четырех судей, и состоялось соглашение, что мы пойдём в Дамаск и достигнем сына Омара ибн ан-Нумана, царя Шарр-Кана, и приведём его и сделаем султаном в царстве его отца. Но среди них есть множество людей, которые хотят его второго сына. Говорят, что его имя Дауаль-Макан и что у него есть сестра по имени Нузхат-азЗаман. Они отправились в земли аль-Хиджаз. Прошло уже пять лет, как никто не напал на слух о них».

Услышав это, царедворец понял, что случай, происшедший с его женой, – истина. Он опечалился великой печалью о смерти султана, но все же он был очень рад, в особенности тому, что прибыл Дау-аль-Макан, так как он будет султаном в Багдаде вместо своего отца…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьдесят седьмая ночь