– Я устал, дети, и мое обычное терпение скоро будет исчерпано. Итак. Вы можете или сказать мне, где книга, или присоединиться к Констанце Глимпф и ее сообщникам в моей подвальной тюрьме. Руфус О'Зайц вытянет из вас все, можете не сомневаться.
– Мы не знаем, где книга, – с вызовом заявила Рейчел, и это было истинной правдой. Она действительно не знала. Книга могла быть у Йозефа, могла быть у Соломона…
Президент словно прочитала ее мысли. Он тонко улыбнулся.
– Не думай, что Соломон Роуз тебе поможет.
Он надменно взглянул на Рейчел. И вся ее храбрость мгновенно испарилась. Что же еще тут произошло?
– Роуз – мечтатель и дурак. Когда ты покинула Браву, он настоял на похоронах этого идиота Луция Мейера. – Вальтер, стоя в углу, старательно смотрел в пол, когда Мальстайн, сказав это, глухо рассмеялся. – Было так легко проследовать за похоронной процессией к могиле и арестовать его! О, он пытался сбежать, но одно я могу сказать тебе точно: Соломон Роуз не спринтер. – Мальстайн хихикнул. – Так что если ты надеялась передать книгу ему, то можешь подумать еще раз, дорогуша. Он в моей тюрьме, прямо у нас под ногами, и его сейчас обрабатывают весьма особым способом.
Рейчел посмотрела на пол, представляя мучения Соломона в мрачной темнице. А как же Мейеры? Их тоже обнаружили? От беспомощного гнева у нее заколотилось сердце.
Смех Мальстайна перешел в глубокий кашель. Он тяжело задышал, глаза утонули в глазницах.
– Так вот. Подумайте… хорошенько… мои детишки. – Он посмотрел на них и попытался приветливо улыбнуться. – Я не хочу причинять вам боль…
– Мы не ваши дети! И мы не знаем, где книга, а если бы и знали, то все равно бы не сказали! – крикнул Роберт.
Мальстайн напрягся и будто всхлипнул. Изо рта и носа показалась пена. Он глотнул воздуха и ударил тростью по полу.
– Вызовите Слика, – прошептал он.
Охранники ринулись выполнять его приказание. Вальтер так и не закурил. Мальстайн тяжело оперся на трость и встал, чтобы еще больше возвыситься над детьми.
– Вы… пожалеете… что перечили мне, – желчно процедил он. – Вы можете думать… что раз вы дети… то правила будут другие. Что я отнесусь к вам снисходительно. Что я проявлю… милосердие. – Он выплюнул последнее слово с презрением. – Но я поступлю с вами вдвое жестче. Просто потому, что вы дети.
Я сделаю… такое… – Он не договорил, и его слова повисли в воздухе.
Рейчел почувствовала, что ее решительность на миг ослабела, но краем глаза взглянула на Роберта и увидела, что в его глазах пылает ярость.
– Вы не сможете причинить нам еще большие страдания, – заявил Роберт. – Вы убили нашу мать и отправили отца на бесконечную пытку. Вы ничего не сможете сделать!
Мальстайн ударил тростью в пол. Звук удара эхом разнесся по залу. Потом он пронзил их ненавидящим взглядом и произнес шепотом, похожим на шипение чайника:
– Не будьте… так… уверены…
Тут из-за двери послышался шум.
– Слик! – завопил Мальстайн, опасаясь грядущего покушения.
И Слик действительно ворвался в зал. Но он кого-то за собой волок. И Рейчел ахнула от ужаса, когда увидела, кто это.
После толчка в спину у ног президента Мальстайна распростерся Йозеф Центурион.
32. Блок К
Йозеф застонал. Огромный ботинок только что сильно пнул его в живот.
– Не трогайте его! – прозвенел голос Рейчел, и Йозеф, лежа на полу огромного дворцового зала, посмотрел на нее с благодарностью.
– Заткните девчонку! – наполнил зал писклявый голос Мальстайна. – Спроси его еще раз.
Йоханнес Слик подошел к Йозефу. О'Зайц, обладатель огромных ботинок, стоял рядом, с нетерпением ожидая команды.
– Где ты спрятал книгу? – тихо спросил Слик, чуть громче шороха травы.
– Какую… книгу? – спросил Йозеф, наверное, уже в седьмой раз. И стал ждать очередного удара в живот.
Так продолжалось некоторое время. Рейчел и Роберта держали два охранника, пока Слик и О'Зайцзанимались своим делом. Мальстайн оставался на троне, стискивая черную трость и пронзая взглядом то Йозефа, то детей, вставших между ним и его мечтами о бессмертии.
В углу зала стоял Вальтер Мейер – неподвижно, наблюдая, но не участвуя и ничего не говоря. Во рту все еще торчала незажженная сигарета.
Йозеф скорчился от боли после очередного удара. Ему пришло в голову, что не вполне, мягко выражаясь, добропорядочная жизнь, которую он вел, теперь оказалась полезной. Он давно привык к тому, что его бьют. Его били дядя Леонард, местные полицейские, национальные гвардейцы, солдаты, лавочники, рыночные торговцы, владельцы баров, пьяницы, воры, а как-то раз даже несколько неприятных торговцев машинами. Его били и ставили ему синяки практически по всему телу, так что уж к чему-чему, а к боли он привык. Он лежал и думал об узоре из деревянных плашек, об этих симпатичных прямоугольничках и как много времени у кого-то ушло, чтобы сложить из них паркет.
– Где твой футляр от скрипки?! Где он, Центурион?!
– Я его потерял. Такой уж я разиня.
– Центурион, – шагнул к нему Слик, – давай я тебе кое-что объясню. Я дам тебе последний шанс, а потом мы с О'Зайцем отведем тебя в подвал под дворцом. И там ты уж точно узнаешь, почем фунт лиха.