Книга величиной в жизнь. Связка историко-философических очерков

В качестве префекта Египта, Тиберий Юлий Александр написал известный эдикт, который имеет значение для изучения истории хозяйства Египта в середине I в. На 21-м году правления Антонина Пия, Тиберий Александр воздвиг статую богине Исиде в Александрии.

Во время борьбы Вителлия и Веспасиана за императорский пост, Тиберий Александр, получив письмо от Веспасиана, заставил 1 июля 69 года египетские войска принести присягу на верность последнему. Это было сделано, вероятно, по наущению любовницы сына Веспасиана — Тита, — еврейки Береники (Вероники), которая была одно время замужем за братом Тиберия Александра — Марком. Тем самым Тиберий Александр, по утверждению Светония и Тацита, первым признал Веспасиана императором.

В награду за эту услугу Тиберий Александр был назначен сопровождать Тита (сын Веспасиана, также будущий император) во время Иудейской войны в качестве префекта претории (начальника войска). В 70 году Тиберий Александр участвовал в осаде и взятии Иерусалима. На военном совете под Иерусалимом Тиберий Александр подал голос за сохранение Храма. Иосиф Флавий называет его командующим римской армии, воевав шей против восставших евреев, и советником Тита.

Иосиф Флавий пишет, что накануне разрушения Храма, Тит созвал совет, на котором заявил, что разрушать Храм нельзя ни в коем случае; Тиберий Александр поддержал его мнение. Но фрагмент из Тацита, сохранившийся в хронике Сульпиция Севера, свидетельствует о противоположном: Тит настаивал на разрушении Храма, Тиберий Александр тоже.

Из найденных в Египте папирусов, следует, что после Иудейской войны, Тиберий Александр за заслуги был назначен Веспасианом на должность командира преторианской гвардии.

N. B. Тиберию Юлию Александру было посвящено псевдо-аристотелево сочинение de mundo (περὶ ϰόσμου), написанное, как ныне выясняется, эллинизированным александрийским евреем; об этом трактате подробно идет речь во второй книге второго тома «Космический Бог» из произведения «Откровение Гермеса Трисмегиста» Андре-Жана Фестюжьера. Считается, что Филон Александрийский посвятил своему родному племяннику два трактата: Alexander sive de eo quod rationem habeant bruta animalia («Александр, или О том, что неразумные звери обладают разумом») и De Providentia («О Провидении»). Сам Тиберий Александр живо интересовался герметизмом и эллинистическим египетским мистицизмом. Об отношении его к зарождающемуся христианству пока мы не располагаем сколь-нибудь очевидными сведениями.

В 1838 году в Араде была найдена надпись, в которой совет и население Арада выражают уважение одновременно Плинию Старшему и Тиберию Александру. В надписи перечисляются титулы Тиберия Александра: «эпарх еврейского войска», «правитель Сирии», «эпарх 22-го египетского легиона».

Путешествие к истокам христианского символизма

Перед нами уникальная книга, которая должна была составить основу фундаментального труда Луи Шарбонно-Лассэ по происхождению, истории и развитию христианского символизма. К сожалению, автору не удалось осуществить свой замысел целиком: вмешались политические обстоятельства, и многое безвозвратно исчезло в лихолетье Второй Мировой войны. Однако по сохранившимся фрагментам, реконструированным благодаря усердию французских ученых, можно судить о многогранности и энциклопедической эрудированности Луи Шарбонно-Лассэ, христианского символиста, археолога, историка, краеведа, геральдиста, сигиллографа и нумизмата. Особо отметим, что он интересен не только тем, что внес весомый вклад в эти научные дисциплины, но и поскольку трудился на стыке сфер, занимающихся тонкими мирами и материями: религиоведения, богословия, египтологии, античной философии и культуры, ориенталистики, ересеологии, мистики, герметических знаний, христианской и иудейской эзотерики. В этом и заключается универсальность его книги как для всякого христианина, взыскующего истину, так и для любого культурного человека, желающего расширить свой кругозор в столь редкостном для нынешнего времени символическом знании, вырастающем у Шарбоннэ-Лассэ в стройную символическую историософию. Кроме того, единожды раскрыв «Бестиарий Христа», читатель уже не станет упрощенно относиться к символам, как, вероятно, внушали ему до этого ограниченные и несведущие авторитеты или источники, и сможет обрести истинный смысл символического понятия, возможно, уже полностью утраченный в религиозном экзотеризме. Так или иначе, но для самого Шарбонно-Лассэ несомненно одно: символизм — это эзотерическая культура идей, потеря которой самым негативным образом отражается на религии и, следовательно, на обществе. Вот почему роль его книги сложно переоценить в наше неспокойное переходное время, когда, с одной стороны, правит попрание всех смыслов и нравственных норм, а с другой — фанатизм и невежество. Но первое и второе суть профанация или, выражаясь в духе Шарбонно-Лассэ, забвение религиозного символизма. Впрочем, сегодня мало кто об этом задумывается…