Книга величиной в жизнь. Связка историко-философических очерков

Таким образом, оба философа словно символически образуют собой две внешние колонны христианского храма, известные еще со времени царя Соломона, поставившего столпы Боаз («В нем — сила») и Йахин («Он утвердит») в притворе Первого Иерусалимского Храма. И что характерно: закладной и краеугольный камни как бы вырастают в стволы, некогда в капителях украшавшиеся латунными лилиями, а на на навершиях — корзинами с гранатовыми яблоками. Разумеется, для премудрого царя Израиля колонны являлись не аллегорией изобилия, а учений, предшествовавших истинной вере в Единого Бога. И одним из таких учений, как нам представляется, был древний теургический халдейский монотеизм, существовавший во времена до праотца Авраама и более чем два тысячелетия спустя синтетически вошедший в неоплатоническую доктрину Прокла Диадоха. Как тут не изумляться прозорливости и пророческой вдохновенности царя Соломона?

По расхожей легенде, бытующей в российской франкмасонской среде (о чем говорил и выдающийся русский поэт Максимилиан Волошин), считается, что колонны, подобные тем, что некогда украшали притвор Соломонова Храма, находятся в церкви святого Иоанна Предтечи в Керчи, построенной в первой половине VI-го столетия императором Восточной Римской Империи Юстинианом Великим (482–565 гг.).

В 2020 году накануне праздника Преображения Господня мне довелось побывать в этой церкви и полюбоваться двумя колоннами, которым уже около полутора тысяч лет. Именно тогда у меня и возник образ двух эллинистических философов и как бы стражей в притворе христианского храма. Тогда я работал над переводом на русский язык четвертой части историко-философической тетралогии «Откровение Гермеса Трисмегиста. Неведомый Бог и гнозис» замечательного французского исследователя греко-римской цивилизации, культуры и философии священника доминиканского ордена Андре-Жана Фестюжьера, и потому сам образ, безусловно, оказался навеянным впечатлением от его произведения. В череде античных философов и писателей, изученных неутомимым эллинистом XX-го столетия, выделяются именно эти двое, не сумевшие переступить порог христианского святилища и оставшиеся неподвижными колоннами в его притворе. И что характерно: молва и предание прочно связывают каменные колонны керченской церкви Святого Иоанна Предтечи, кстати, последнего пророка Ветхого Завета, с императором Юстинианом Великим, который в подражание царственному зодчему Соломону воздвиг Собор Святой Софии в Константинополе и, проникшись великолепием своего творения, воскликнул: «Я превзошел тебя, Соломон!..». С тех пор эхо его восторженного восхищения навеки застыло и окаменело на стенах под сенью грандиозного свода Софии — Премудрости Божией. И, вероятно, всемогущий кесарь Восточно-Римской империи понимал эти две колонны, остававшиеся на Боспоре на границе с Великой Скифией, равно как и его далекий августейший собрат Соломон, видя в них два учения, предшествовавшие христианской кафолической ортодоксии: иудейское библейское откровение и эллинская мудрость. Впрочем, для православного императора, искушенного в Соломоновой науке, они являлись и ступенями на пути к высшей Софии, в честь которой и построено константинопольское чудо — Иисусу Христу. Но что мы скажем о символическом отражении этих столпов, для нас олицетворяемых Филоном Александрийским и Проклом Диадохом?

Дионисийский и аполлонический Логос. Гении и злодей

Прежде всего подчеркнем, что обоих наших философов, эллинистического иудея и эллина, объединяет и разделяет учение о Логосе. Собственно, уже в философии раннего периода Филона Александрийского наметился окончательный переход понятия о Логосе из неличностного в персонифицированное состояние, тогда как у того же Гераклита «делящийся логос» (λόγος τομεύς) это скорее сила природы, приводящая к равновесию противоположные по своей сущности и вызываемые к бытию вещи. У Платона Логос связан с главным эйдосом — «идеей идей» или «архетипической идеей», однако, далек еще от персонификации, предложенной Филоном Иудеем. То есть перед нами налицо эволюция идеи Логоса от пантеистического понимания энергии, разлитой в сущем, у Гераклита до абстрактной «идеи идей» у Платона. Добавим сюда, что стоики оказались близки к одушевленному пониманию Логоса, рассматривая его в качестве животворящей энергии.

Филон Александрийский

Тиберий Юлий Александр, племянник Филона Александрийского и префект претории