Книга (Венок Сонетов).

темный горизонт, волны, небо подрагивают в глазах – та самая дрожь, пограничный знак реальности. Я замираю, боясь, что она уйдет, сметенная привычкой; я хочу ее удержать; мне нужно туда, за границу. Я пытаюсь понять, вне слов, беспомощным, неподвижным умом… Недавно во мне было что-то, ничего не знающее про смерть. Любовь. Эта любовь безнадежна, по многим неинтересным причинам. Я могу согласиться с этой безнадежностью и продолжить привычное движение к смерти… или? или сделать что-то, сметающее неподвижность и смерть. Море: спшшш, спшшш, скранк-ка.

взметающиеся шлепки волн о камни.

Я, мне, меня. Кто это? Вот море, оно больше меня. Когда я счастлив, я забываю о себе. И можно часами сидеть так и задавать себе вопросы (не замечая ответа – плеска волн), болезненно копить себя в себе, мучиться бесконечным кружением мыслей, вместо того чтобы рассмеяться над собой, неважным перед морем и небом, и забыть обо всем кроме сейчас, а сейчас передо мной море, волны, кронштадтские огоньки и свет костра, где сидят люди, к которым можно подойти, говорить не задумываясь и слышать смех.

Я сижу бездумно и улыбаюсь невидимому горизонту. И еще своим предчувствиям. Впереди что-то неизвестное и чудесное. Я встаю с камня, вздрагиваю от скопившегося озноба, перепрыгиваю на берег и иду к костру, разбросавшему по песку огненные пятна.

… … …

… So I am trying to stay like that – meeting people, smiling, talking and forgetting myself, removing the center of world from myself to others. Let us both stay like that – and please never be sad – I know that you are not, because right now you are smiling as beautiful as always!

Janka, I hope to see you soon. I don’t want anything from you, but I just decided one thing for myself – I am not going to lose you, in spite of all impossibilities, and I will do everything for it. Because with you I am much better than without…

(… Таким я и пытаюсь оставаться – встречаю друзей, улыбаюсь, говорю и стараюсь забыть о себе, переместив центр мира из себя наружу. Останемся же оба такими – и, пожалуйста, не грусти – я знаю, что ты не грустишь, потому что прямо сейчас ты улыбаешься своей чудесной улыбкой.

Янка, я надеюсь скоро тебя увидеть. Я ничего не требую от тебя, но для себя я решил одно – я не хочу потерять тебя, как бы невозможно это ни было, и я сделаю для этого все, что смогу. Потому что с тобой я становлюсь лучше…

* * *

Зеленый прямоугольник с изумрудным голографическим кружочком. Я закрываю паспорт, проштемпелеванный презрительным пропуском в другой мир, и выхожу из консульства, усмехнувшись торжественному президенту на портрете.

* * *

Билеты удается купить только на утренний поезд.

Уже несколько дней я трусливо пытаюсь не помнить о Маше. Но вот опять: пожелтевшие холмы жаркой августовской Оверни, по которым вечерами разносится глухой вой монастырских труб, заставляющий вздрагивать местных крестьян; светлый камень бывшего фермерского дома, где живут художники и строители храма; заросший подводными листьями мутный пруд с красными пятнышками утонувших неподвижных рыб, возле него несколько белых трейлеров, в одном из которых мы прожили полгода; соседнее поле с красными тыквами за ежевичной изгородью; неясный набросок потухшего вулкана на горизонте; и Маша, идущая из храма в столовую, до сих пор живущая в мире, в котором мы скоро встретимся и поедем вместе в Италию… Мне никогда не удавалось легко причинять боль другим.

Уже в поезде, я решаю написать ей письмо. Но вначале выхожу в тамбур, покурить, и у меня стреляет сигарету невысокий белокурый парнишка с насупленным резким лицом. Мы начинаем разговаривать и он рассказывает, что едет с Валаама, где прожил месяц в палатке, в монастырском лесу; не спал уже две ночи; а еще у него есть псилоцибы[42], он съел уже дозу и хочет угостить меня.