Книга (Венок Сонетов).

“Oh no, just stop it!”

Мы спрашиваем у проходящей официантки, что там с газом – она извиняясь разводит руками, и Дима предлагает:

«А хотите – я исправлю вам газ? У меня в машине инструменты. Я умею»

Официантка, удивленно помешкав, соглашается, Дима уходит и минут через двадцать возвращается, торжественно потрясая двумя гаечными ключами:

«Все! Медовуха будет! Я устроил им инструктаж, чтобы знали как правильно работать с газовыми коммуникациями! Я все ж таки в котельной работаю, профессионал, как-никак! Ай эм, эээ, гуд газ мастер! »

Смеясь, я говорю Яне: “Imagine that in Western Europe!”[39]

Даже Даша смеется, довольная: скоро она уедет из этой злой страны…

Появляются джинсовые музыканты и начинают играть поп-музыку семидесятых-восьмидесятых; это настолько нелепо, что нам даже нравится. Высокие бокалы с медовухой и приятный шум в голове. Иногда в голову вкрадывается царапающая мыслишка – глоток густой жидкости, и я прихлопываю незваного гостя.

* * *

«До поезда остается сорок три минуты, нам, видимо, стоит поспешить», Ян безукоризненно точен, отчитывая наши последние минуты.

Мы выбираемся из-за уставленного пустым стеклом стола, выходим на улицу, и я пытаюсь уследить, чтобы улыбка не отклеилась от лица. Больше прятаться не удастся: вот красная димина «Лада», которая отвезет нас к вокзалу. Где будет стоять такой же очевидный зеленый поезд.

Мы поднимаемся к Яну. Я стою молча у двери, и смотрю, как Яна запихивает в рюкзак последнее: быстро, деловитыми движениями, с собранным серьезным лицом; один раз она поднимает глаза ко мне, и улыбается мельком, прикидывая, не забыла ли чего. Мы берем рюкзаки и спускаемся по лестнице.

Уложив вещи в багажник, садимся в машину.

Дима говорит что-то неважное, про особенности питерского уличного движения, но потом тоже замолкает, уловив что-то в тишине.

Под рукой у меня округлая плотность плеча, очень близко неотрывные глаза и губы: все же отрываясь, я смотрю в окно на движущиеся улицы и мостовые, и понимаю, что скоро останусь с ними наедине. Отчаянная резкость деталей. Говорить я не могу, поперхнувшись чем-то чужим в гортани.

Но все-таки, уже на подъезде к вокзалу, я шепчу ей на ухо:

“Яна, это все очень серьезно для меня”, сам понимая глупость и неуместность этой фразы сейчас, в окончательной машине.

Порывистый поцелуй, жалобные глаза:“I love you, Mishka”, конечно, ну что еще можно сказать.

У вокзала Дима прощается со всеми, приглашает меня в гости (я отвечаю сдавленным бормотанием) и уезжает.

Заплеванный темный пол вокзала и практические заботы, приводящие меня в чувство: испещренный зелеными полосками электронный щит расписания: номер платформы – длинный серый асфальт – и провал между перроном и тамбуром, длиной в две тысячи километров.

Общий вагон (не было денег), мы успеваем занять две верхние полки. Вагон не такой ужасный, как я боялся, вспоминая прежнее, но я все же оглядываюсь вокруг, ища опасные лица.

По проходу идут солдаты, с серыми скатками шинелей (почему-то, несмотря на августовское лето), я смотрю на них: простые деревенские ребята, немножко замученные конечно, но без следов дембельского озверения на лицах. Они останавливаются возле нашего отсека. Ожившим армейским чутьем я нахожу среди них самого главного (которым оказывается вовсе не тот, кто с лычками младшего сержанта), и говорю ему:

«Пацаны, у меня просьба. Присмотрите за девчонками в пути, чтобы никто не обидел, по-братски прошу»

Наверное, голос у меня странный, слишком серьезный и ломкий, и он смотрит на меня внимательно, такой краснощекий парнишка:

«Да не вопрос, не волнуйся, все будет нормально»

«Спасибо. Я на вас надеюсь»

Уложив вещи, мы выходим на перрон. И опять губы-глаза. Кажется, мы что-то говорим, какое-то:

“I will get that French visa soon, so – maybe in Italy?”[40]

“Yes, Mishka…”  Что странное в этом “yes”, и я принимаю его за «да», потому что очень хочется.

Мы стоим, замерев, но выходит худощавый проводник в синем кителе и говорит:

«…………………………………………… Провожающим просьба выйти из вагона».

Яна отступает назад, в глубину тамбура, я иду вдоль вагона, крутя головой в поисках, вот оно, нужное окно, в пыльных потеках, за ним лицо и прижатые к стеклу ладони.

Улыбающееся лицо, но какая-то в нем странность. Что это?

Что-то произошло, а, это окно дернулось и поплыло в сторону.