Книга (Венок Сонетов).

«У меня это тоже было, из-за марихуаны. Простые вещи становились сложными, особенно в любви. И я перестала курить. Но в моей жизни было много хорошей ганджи, можешь мне поверить! Особенно с Мирко, моим другом, когда мы вместе путешествовали по Тунису и Египту»

«Я жил так несколько лет. Иногда утром меня будил кто-нибудь и задувал паровоз, представляешь: потом такой медленный и вдумчивый день… А во Франции тоже бросил. Там гашиш этот арабский, тупеешь от него… Теперь курю только если угощает кто-нибудь, иногда… А у тебя было много... бойфрендов?»

«Да, очень, всю жизнь. Самых разных, иногда по нескольку. Обычно не очень надолго. Дольше всего мы со Штефаном, уже полтора года, и я думаю, это серьезно. Это всегда было открытой связью (open relationship), и каждый свободен в своей любви, но я чувствую, что это что-то настоящее и глубокое»

«Яна, я чувствую, что ты нужна мне. По-настоящему»

Она молчит и смотрит на меня. Потом осторожно целует.

«А ты, у тебя было много подруг?»

«Ну, может быть, я не такой продвинутый», улыбаюсь я. «Но каждая все безумней и независимей. Я все думал, до чего это я так докачусь. Оказалось – до тебя»

Мы сидим на канале Грибоедова, на мостике с крылатыми золотыми львами, перебравшись через перила и свесив ноги к воде. Поздно. Иногда за спиной слышатся шаги. Звучит английский с американской растяжкой: две туристки фотографируются со львами. Перед нами петербуржская открытка – канал с трепещущей электрическими зигзагами водой.

«Раньше я относилась к любви много проще. Но сейчас я не ищу новых связей. Слишком уж часто это заставляло страдать моих мужчин, потому что они привязывались ко мне и хотели того, что я не могла им дать. Я больше не хочу, чтобы кто-нибудь страдал, не хочу чувствовать себя виновной», она смотрит на меня, задумчиво, и вдруг говорит, с неожиданной горячностью: «Я не знаю, кто прячется во мне, но это точно не монстр!»

«Нет, зла в тебе нет. Я бы почувствовал. Знаешь, я ведь не очень доверчив… А с тобой легко, тебе сразу веришь – именно поэтому. Потому что нет зла»

«Мне многие говорили, что со мной легко. Наверное, так оно и есть. Я знаю точно, что во мне очень мало агрессии. В любой ситуации, с каким-нибудь контролером или полицейским, мне легче улыбнуться и попытаться поговорить, а если это не помогает – я не знаю, что делать. Но обычно помогает. Хотя, смешно: в детстве я пять лет занималась карате. Но вряд ли смогу кого-нибудь ударить».

«Трудно представить, чтобы кто-нибудь хотел тебя обидеть. Это же лучшая защита. Иногда я так тоже могу. Но не всегда. В России все жестче. Я знал девушку, которая дома не запирала дверей. Ходила везде ночью одна. Мягкая, уверенная и очень спокойная. И ничего не боялась. А один раз ее затащили в подъезд и изнасиловали. Она потом сказала, что у нее было не то состояние духа в ту ночь»

«Ну, ничего, в случае чего я вспомню карате, и – хрясь!», и она тычет меня локтем в бок.

«Эй, эй – хорош! Ты пять лет занималась карате, а я три года работал в “Nonviolence International”[37] !».

… Потом наши губы устают.

Становится прохладно.

Мы поднимаемся и идем домой, мимо обнаженного ночного Невского. На набережной Грибоедова неоновый свет ночных баров со столиками на улице; несколько озвученных протяжностью пунцовых женских ртов и нагловатые голоса мужчин.

Теперь рассказываю уже я, про Машу, историю нашей превратившейся в привычку любви. «… но все же, в чем-то, я все еще люблю ее»

Несколько секунд молчания. И – внезапное стеснение в плечах и затылке. Я почему-то не могу не… Яна останавливается. Я смотрю вопросительно в ответные серьезные глаза.

Не отрывая взгляда, Яна едва заметно кивает.

Я резко хватаю ее за плечи.

. . .

Так же молча, мы отрываемся друг от друга и идем дальше. Через несколько минут я спрашиваю:

“Ты понимаешь, что это значит?”

Молчание…

“I think –yes”[38]

* * *

Комната населена сонными поскрипываниями, звоном налетевших с Фонтанки комаров и бледными клиньями лунных теней на обоях. Даша где-то бродит, и я перекладываю ее спальник на другой матрац. Какое-то время мы придушенно (чтобы не разбудить остальных) хохочем над забавным словечком, потом, унявшись, забираемся под одеяло.

И лежим, обнявшись и привыкая к нагой близости. Я отодвигаюсь и рассматриваю ее лицо, серьезное сейчас; ловлю взгляд и не отрываюсь от него, в странном замешательстве. Я, кажется, волнуюсь?

… прохладные пальцы, задумчиво скользящие по коже, оставляют за собой зябкую дорожку; частые и неглубокие прикосновения губ, сменяющиеся жадными глотками; я мягко притягиваю Яну к себе и мы касаемся друг друга, легко, теснее, полностью – и по спине бежит дрожащая волна

отблеск заоконной луны в блестящих лучистых глазах