Книга воздуха и теней

После того как Пол выслушал подробный отчет о случившемся с Омаром, а также скучные подробности о его семье и мытарствах со страховкой, Омар извинился и сказал, что пришло время полуденной молитвы. Едва он ушел, как прибежал с сообщением симпатичный негритенок, просто прелестный в своей школьной форме: яркая куртка вроде тех, что носят моряки, серые брюки, белая рубашка и галстук в черную и белую полоску. Когда он ушел, я закатил глаза и спросил:

— Теперь ты можешь иметь любого из них? Розовые ягодицы в тусклом свете святых лампад…

— Спасибо, но оставшийся у меня пыл вполне удовлетворяют монахини постарше. — Он улыбнулся. — Кстати, о сексуальных излишествах. Ты, кажется, снова впутался во что-то со своей очередной женщиной? Кто такая эта Миранда?

— Ничего особенного, она моя клиентка. Я позволил ей остановиться у себя, потому что ее преследовали.

— Ну-ну. Знаешь, Амалия звонила мне сегодня утром. Мне показалось, что она очень расстроена.

— Черт возьми, Пол, мне жаль, что Амалия расстроена! Почему бы тебе не жениться на ней? Тогда вы совершенствовались бы вместе, а я бы и дальше тонул в разврате. Я и Мири…

— Мири тоже беспокоится о тебе. Ну, так что с этими русскими гангстерами?

От чего я буквально схожу с ума, так это от привычки моих родственников обсуждать меня за спиной. Поэтому я стараюсь вести себя безупречно (секс оставим за скобками) и не давать повода для сплетен, но, очевидно, у меня не получается. Однако в тот момент я подавил вспыхнувшие по этому поводу чувства, поскольку пришел к Полу за советом. Я знаю, что никто не имеет таких обширных контактов в самых разных общественных слоях Нью-Йорка, от уличных бомжей до мэра. Поэтому я выложил ему все — Булстроуд, рукопись Брейсгедла, убийство, нападение, разговор с Мири (хотя об этом он уже слышал от нее), встреча с Мирандой, ее похищение и телефонный звонок.

Он выслушал меня в молчании, а когда я закончил, сделал круговое движение рукой и сказал:

— И?..

— Что «и»?

— Ты уже преуспел? С мисс Келлог? Не трудись лгать, я вижу ответ на твоем лице.

— Это что, для тебя важнее всего? Что я имел эту женщину? Убийство, похищение — пустяки по сравнению с тем, что я вставил ей?

— Нет, но то, что ты вставил ей, похоже, влияет на течение твоей жизни и осложняет жизнь людей, которых я люблю. Отсюда мой интерес.

— Ох, а я-то подумал, что это секс — единственная вещь, которая интересует церковь. Разве ты сейчас говоришь не как проповедник?

— Да, умственная похоть, в которой ты упорствуешь, вот твоя проблема. Не просто похоть, проблема не в ней; пройдет еще лет двадцать, и она сама позаботится о себе. В конце концов, это мелкий грех. Нет, твоя проблема — лень, и всегда было так. Отказ от необходимой духовной работы. Ты всегда берешь на себя ответственность за все плохое, что произошло с нашей семьей, включая, скорее всего, и Вторую мировую войну…

— Ты сидел в тюрьме.

— Да, но это к делу не относится. Бог не сидел в тюрьме, но ты не просишь его о помощи. Нет, ты все взвалил на свои плечи и потерпел неудачу. И ты никогда не прощаешь себя. Ты считаешь, что находишься за гранью прощения, и это дает тебе лицензию причинять вред любящим тебя людям — потому что бедняга Джейк Мишкин якобы так далеко за гранью, до такой степени лишен надежды на прощение, что всякий, кто любит его, наверняка заблуждается. Следовательно, любящих не стоит принимать в расчет. Знаешь, почему ты сейчас ухмыляешься, паршивец? Потому что ты снова заставил меня сказать то, что я всегда говорю тебе, и теперь ты можешь опять забыть это. Даже если ты понимаешь, что я прав. Лень. Грех против надежды. И ты знаешь, что когда-нибудь он убьет тебя.

— В точности как мутти? Ты в самом деле так думаешь?

Снизу, из мастерской, где чинят велосипеды, донесся воющий звук шлифовки. Пол дождался, пока он затих, и ответил:

— Да, думаю. И тебе это известно. Как сказал один человек, Бог создал нас без нашей помощи, но не спасает нас без нашего согласия. Либо ты просишь о милосердии и прощении — и получаешь прощение, либо гибнешь навсегда.

— Да, святой отец, — сказал я, ханжески воздев взгляд.

Он вздохнул, устав от старой патетической игры, в которую я заставлял его играть. Я тоже устал от нее, но не мог противиться отчаянному, хотя и совершенно бессмысленному зуду.

— Да, ты манипулировал мной, заставляя читать тебе проповедь, — сказал он, — и, значит, снова победил. Мои поздравления. Ну, что нам делать с твоей проблемой?

— Не знаю. Поэтому я и здесь.

— Думаешь, здесь замешан русский — Шванов?

— Что касается исполнителей, да. Но не представляю, кто стоит за ними.

— Почему тебя это волнует? Рукописи больше нет, а исчезнувшей женщиной займется полиция.

— Мне велено не обращаться к копам. Она сказала, что они убьют ее.

— И ты чувствуешь себя обязанным спасти ее.

— Я обещал защитить ее и не сделал этого. Да, я чувствую себя обязанным.

— Ты хочешь продолжить эту связь. Ты влюбился.

— Какое, черт побери, это имеет значение? Она — человеческое существо, которому угрожает смертельная опасность.