— Конечно. — Легкий кивок, и девушка скинула пиджак. Повесила его на локоть, поправила свитер, расчесала пальцами разметавшиеся по плечам волосы и стянула бесполезную шейную ленту. Критически осмотрев свое отражение в витрине и придя к выводу, что больше ничего исправить ей не удастся, Киоко направилась к неспешно шагавшей по тротуару женщине лет тридцати.
Тсуна цепким взглядом пристально всматривался в прохожих, ища возможную угрозу и готовясь в любой момент броситься Киоко на помощь, однако всё прошло на удивление гладко. Жестами и скупым набором итальянских слов Сасагава сумела объяснить, что ей нужно, и женщина со вздохом и подозрительным взглядом отдала ей мобильный. Пара секунд, и вскоре Киоко, счастливо улыбаясь, уже сообщала брату, что с ней всё в порядке, и спрашивала, где он. А попросив его вернуться к магазину и вернув телефон итальянке, удивленно вскинувшей брови в ответ на традиционный японский благодарственный поклон, со всех ног кинулась к Тсуне. Осмотревшись, девушка обнаружила неподалеку аптеку, а потому, пока друзья не приехали, было решено купить бинты, воду и антисептики. И когда черный микроавтобус Вонголы, загруженный стройматериалами, припарковался у магазина, его ждали полностью готовые к оказанию первой помощи, довольно улыбавшиеся жертвы торговца оружием. Рёхей, выскочивший из автомобиля еще на ходу, кинулся к сестре и на всю улицу закричал:
— Киоко, ты в порядке?!
Девушка улыбнулась и, поймав брата, оглядывавшего ее полным паники взглядом, за руки, с улыбкой ответила:
— Со мной всё хорошо, не волнуйся. Тсуна-кун меня нашел и принес сюда, так что я даже одна недолго была.
— Тебя не били? Не мучили? Не обижали? — продолжил засыпать ее вопросами боксер, ощупывая руки сестры на предмет переломов.
— Нет, что ты, всё нормально…
— Но у тебя царапины на запястьях!
— Это от веревок. Ребятам гораздо хуже, давай лучше им поможем. Не переживай за меня, я в порядке, правда…
— Как же, «не переживай», — проворчал Рёхей и, окинув сестру подозрительным взглядом, всё же решил, что с ней и правда всё в порядке, а потому подошел к Тсуне. Савада думал, что сейчас его нокаутируют за беспечное решение взять Киоко с собой в Италию, но… вместо удара боксер схватил друга за руку и с силой пожал ее. Тсуна опешил, а Рёхей серьезно и абсолютно искренне сказал:
— Спасибо, Савада. На тебя можно положиться.
— Да я… — начал было Тсуна, но запнулся. Его извинения явно были ни к чему. А потому он пожал руку друга и, кивнув, ответил: — Я всегда буду защищать Киоко-чан, обещаю.
— Спасибо.
Похлопав босса по плечу, Сасагава осмотрелся, кивнул на машину и предложил обработать раны в салоне. Вскоре все расположились в микроавтобусе, Гокудера завел мотор, и автомобиль неспешно покатился прочь от неудачливого магазина. Как оказалось, логика Саваду не подвела, и прибежавшие к магазину Хранители Дождя и Урагана обнаружили брошенную на произвол судьбы машину. Осмотревшись, они решили позвонить Рёхею, и тот вскоре вернулся, однако ждать босса не согласился и уломал Гокудеру отправиться на поиски. Ямамото хотел остаться на стоянке, чтобы дождаться Тсунаёши, однако Солнце Вонголы как никогда раздражало ее Ураган своим беспокойством о сестре, выраженном в довольно громких обещаниях превратить в фарш любого, кто посмеет причинить ей вред, а потому выбора не оставалось — Такеши пришлось ехать с друзьями, как обычно работая миротворческим контингентом. Ну а кровь на асфальте объяснялась просто: увидев, что сестры нет, Рёхей со всей силы ударил ладонью по машине и поранился об острый край погнувшегося крыла.
Вот только оставался еще один вопрос, который грыз Саваду. Почему его «Правая рука» достал динамит, понимая, что это повлечет за собой серьезные неприятности? Однако вразумительного ответа, как ни странно, он получить не смог: Гокудера, потупившись и яростно сжимая руль, обвинял себя во всех смертных грехах и говорил, что не представляет, что на него нашло. Как обычно, резкие слова в адрес Десятого его разозлили, однако он держал себя в руках, хоть и очень хотел подорвать «этого напыщенного франта» на месте. Но когда тот назвал Тсуну обузой для семьи, что-то словно щелкнуло в голове, мир заволокло алым, и ярость перекрыла кислород. Он не мог здраво мыслить и хотел лишь одного — отомстить. А потому сам не заметил, как выхватил динамит. Дальше всё было словно в тумане: ненависть, злость и обида застилали глаза, и казалось, что разорвать немца на части — единственный верный выход, а потому динамит пошел в дело. Вот только когда Такеши обезвредил бомбы, а Джудайме со всей силы схватил его за руки, ярость начала проходить. Гокудера понял, что натворил, но было уже поздно. С того самого момента он не переставал корить себя за несдержанность и обещал, что больше подобного не повторится, но Тсуна перебил поток извинений вопросом:
— Но ты ведь не впал в бешенство, когда дом взорвали. Почему? Это было хуже, чем оскорбление. Нас убить пытались. Так почему? И почему когда Киоко-чан привели, ты не отреагировал так?