Закрыв глаза и растянувшись под кустом, Тсуна подумал, что всё же порой даже от его неудач есть прок: сейчас он лежит в относительной, едва различимой прохладе, а это куда лучше, чем играть в альпиниста и покорять вершины в виде крутых лестниц. Тишина умиротворяла, жара утомляла, духота вызывала сонливость, и парень сам не заметил, как темнота поглотила его. И почему-то в этой темноте, в абсолютной темноте сна, он вдруг увидел алые сполохи. Словно пламя вырывалось из мрака, разрывая ночную мглу и развеивая ее на доли секунды. А затем эти алые сполохи гасли, языки пламени исчезали, не давая рассмотреть себя получше, и оставляли мглу беспросветной. Снова. И так раз за разом, вспышка за вспышкой, и почему-то этот сон не был ни расслабляющим, ни восстанавливающим. От него хотелось лишь одного — проснуться. Но на это сил, казалось, уже не было…
Открыв глаза, Тсуна не сразу понял, что проснулся. Темнота вокруг стояла пугающая, но вспышек алого не наблюдалось, да и не была она настолько непроглядной, как во сне — в свете луны проглядывали контуры деревьев и кустарника. Парень осмотрелся, и с губ его сорвался тяжкий вздох. Очередной.
— Реборн опять устроит мне выволочку, а мама будет причитать, что я не должен задерживаться, не предупредив… Ааа, ну за что мне всё это?! Прилег поспать… И ведь теперь даже табличку не повесишь — придется завтра идти сюда снова. Кошмар…
Пожаловавшись лесу на судьбу-злодейку, Тсуна встал, кряхтя и разминая ушибленную, затекшую от спанья на земле спину, отряхнулся и направился вверх по склону: надежда на то, что завтра ему не придется идти в храм снова, всё же еще тлела в его душе. Пробираясь через плотный кустарник, парень пожалел о том, что так далеко откатился от лестницы — почему-то она в пределах видимости появляться отказывалась, а крутой склон всеми силами норовил повторить отнюдь не грациозное падение жалкого смертного, решившего покорить возвышенность.
Минут через пять кусты начали редеть, и Тсуна прибавил шаг — надежда на скорое возвращение домой, казалось, гнала усталость прочь. Вот только в следующую секунду парень пожалел о собственном решении подняться к храму: споткнувшись о корень дерева, он полетел на землю, но… вместо того, чтобы снова покатиться по склону холма, оказался в небольшой расселине, которую можно было бы назвать размытым талыми водами оврагом, если бы не форма — яма была круглой. Кусты здесь не росли, деревья тоже, глубиной овраг был чуть больше человеческого роста, а диаметром примерно метра три. Пологие склоны позволили бы попавшему в ловушку спокойно из нее выбраться, но Тсуне от этого легче не было: второй раз за день он упал с высоты собственного роста и прокатился по склону.
Оказавшись распластанным на земле, парень потер вновь ушибленные бока и подумал, что сегодня на удивление несчастливый день — всё же обычно ему не везло, но не настолько.
— Еще и брюки на колене разорвал, теперь Реборн с меня точно три шкуры спустит. Что за день такой? Словно весь мир против меня ополчился!
Поднявшись, Савада осмотрелся по сторонам и горестно вздохнул. Яма оказалась ничем иным, как эхом далекой войны — это была воронка от бомбы Второй мировой. Тсуна помнил, как еще в средней школе учителя упоминали, что Намимори тогда подвергался бомбардировкам и вокруг храма до сих пор можно было найти осколки снарядов и даже воронки — все снаряды из земли достать было просто невозможно, а воронки не стали заравнивать, то ли оставив на память потомкам, то ли просто поленившись — всё равно в этот лес мало кто ходил. Более точные подробности Тсунаёши бы уже не вспомнил, зато он отлично помнил, как в прошлом году наткнулся на такую вот воронку с друзьями и человек, вызывавший в нем белую зависть своим интеллектом, его «Правая рука» Гокудера Хаято, прочел целую лекцию о том, что ходить в темноте рядом с храмом опасно: можно упасть в воронку и сломать ноги.
— И почему я никогда не слушаю Гокудеру? — риторический вопрос сорвался с губ парня, и он с очередным тяжким вздохом побрел по залитой лунным светом воронке.
Трава смягчала звуки шагов, ночной воздух приятно холодил разгоряченную кожу, тело ломило от ушибов, а настроение парня достигло отметки «хуже быть не может». Вот только оказалось, что может. Впрочем, это как посмотреть…
Взбираясь на четвереньках наверх, Тсуна вскрикнул от боли — что-то острое впилось в его ладонь. Раздвинув густую траву, он обнаружил нечто странное: из земли торчал край металлического ящика, явно очень старого, испещренного узорами, и эти узоры накрепко приковали взгляд усталых карих глаз.
Алые сполохи.