— Ты жуков не боишься, Киоко-чан? — осторожно спросил парень, сжимая в ладонях что-то большое. — А то тут статуэтка…
— Нет, что ты, — улыбнулась девушка, и в ответ на кивок Тсуны подставила ладони. В них лег теплый, согретый руками Савады кусочек дерева. Черный скарабей, обещавший удачу во всех начинаниях. Киоко рассмеялась.
— Это еще не всё! — просиял Тсуна, довольный реакцией подруги, и протянул небольшой коричневый сверток. Девушка присела на кровать, отложила жука, которого до этого разглядывала как величайшее чудо мира, и начала быстро, но аккуратно разворачивать простейшую оберточную бумагу.
— Извини, там как-то на красивые упаковки времени не было, а тут мы сразу домой поехали… — смущенно пробормотал Савада, теребя полы серого пиджака.
— Это не важно, — улыбнулась Сасагава и заправила за ухо выбившуюся светлую прядь. — Главное внимание…
Тсуна почувствовал, что краснеет, и отвернулся. Не найдя лучшего занятия, чем проверка второго свертка на целостность, он начал вертеть его в руках, но тихий восхищенный возглас девушки мгновенно вернул его внимание на законное место. Небольшая малахитовая шкатулка с изящным рисунком заставила Киоко с благоговением разглядывать каждую мельчайшую деталь и держать это сокровище как последнюю реликвию древности. Обычная малахитовая коробочка гипнотизировала ее взгляд черно-зелеными разводами и радовалась произведенному эффекту. Неожиданному.
— Там это… открой, — предложил Тсуна и закусил губу, чтобы не улыбаться слишком широко. Киоко бросила на него удивленный взгляд и, спросив одними губами: «Неужели еще что-то?..» — последовала совету. Извлеченный из плена малахита тонкий изящный браслет подмигивал слишком холодному итальянскому солнцу желтизной отказавшегося выцвести египетского кварца. Киоко с восторгом смотрела на так и просившуюся на руку вещицу, а Тсуна, затаив дыхание, ждал ее реакции.
— Чудо какое… — прошептала, наконец, Сасагава, и Десятый Вонгола шумно выдохнул. Оставался всего один подарок, за который он переживал больше всего, вызвавший кучу проблем и даже небольшой спор с Хибари, отказавшимся ждать Саваду у магазина одежды в первый день пребывания в Асуане.
— А вот это… вряд ли, конечно, ты будешь носить, — протянув всё еще неспособной оторвать взгляд от недорогого браслета девушке последний сверток, смущенно продекламировал заранее подготовленную речь Тсуна, — но я когда его увидел, сразу подумал, что тебе пойдет. Ты же… ну… — он окончательно смутился. Мысленно такие слова говорить было куда проще. Отступить или продолжить бой? — Ты же такая воздушная, вот я и решил, что оно тебе будет к лицу!
Выпалив на одном дыхании окончание неоднократно отрепетированной, но в итоге произнесенной совсем не тем тоном речи, он положил сверток на кровать и отвернулся. Киоко залилась румянцем, но Тсуна этого не увидел.
— Спасибо, Тсуна-кун… Я не ожидала, — смущенно пробормотала она и начала быстро открывать подарок, на этот раз забыв о сохранности бумаги. Хотелось действовать, а не погружаться в смущение еще больше. Тсуна сумел справиться с собой и продолжить борьбу, сказав запланированный комплимент, а она? Сможет преодолеть смущение и рассказать, какие эмоции вызвал последний подарок?..
На колени Киоко, укрытые серостью теплых брюк, скользнул нежно-бежевый хлопок. Глаза девушки восхищенно распахнулись, и пальцы быстро, словно солнечный зайчик по глади озера, скользнули по расшитому золотистыми нитями платью. Киоко встала, подняв за плечики мягкую, легкую ткань, набравшую вес за счет страз и мелких камней, легкой россыпью замерших на хлопке. Такого эффекта Тсуна не ожидал. Он думал, национальная одежда арабов порадует Киоко, но даже не надеялся на абсолютнейший восторг. Ее немое восхищение сказало больше любых слов, поразив Саваду. Впрочем, он и на браслет со шкатулкой такой реакции не ожидал… и Фукс мог сказать подопечному, что, подари ей эти вещи кто-то другой, они бы ей понравились, но не так сильно. Только вот немец скрывался в ванной, закатывая глаза и поражаясь недогадливости Хозяина. А впрочем, Тсуна не был безнадежен. «Может, она просто рада, потому что я ей это всё привез? Ну, потому что не забыл, время тратил, выбирал… Может же такое быть? Она же сама сказала, главное — внимание!» И Фукс удовлетворенно кивнул: хотя бы такой вывод был много лучше полнейшей слепоты.
— Это джалабия, — подал голос Тсунаёши, выводя Киоко из оцепенения. — Женская. Еще мужские есть, я носил, а то в пустыне дико жарко. И знаешь, они удобные. И прохладу хорошо держат. А еще… ну, у нас школьная форма такая… юбки у девушек очень короткие. А тут юбка в пол. Тебе, наверное, такое носить неинтересно будет, непривычно, да и вообще…
— Ты что! — Саваду перебили, и девушка, прижав к себе бежевое чуть приталенное платье с длинными рукавами, воротником-стойкой и изящной вышивкой, посмотрела на него, как на Восьмое Чудо Света. — Оно прекрасно! Я его надену! Не понимаю, правда, как может летом, в жару, быть прохладно в таком платье, но я буду носить!
— Тебя подруги не поймут! — всполошился Тсуна.