«Книга Всезнания» (СИ)

Тсуна на полной скорости мчался к мужчинам, будто и не очень спешившим за боссом — можно было перекинуть Киоко через плечо и оказаться рядом с хозяином в пару минут! Но они не спешили. А в глазах их застыла странная отрешенность, словно у смертников, надевающих пояса шахидов… И Савада понял, что надо остыть. Что-то во всем этом было не так.

Подбежав на расстояние пистолетного выстрела, Тсуна ожидал немедленного открытия огня, но его не последовало. Просто смуглый мужчина, очень похожий на египетских рыночных торговцев, что с громкими криками пытались всучить туристам поддельные украшения, вдруг остановился и прижал к себе Киоко. Черные глаза его будто превратились в две пугающих бездны, а пиджак распахнулся.

Савада никогда не видел ничего подобного. Он не видел людей, глядящих на врага со смесью презрения, ненависти, отчаяния, решимости, жажды жизни и обреченной готовности умереть. Он не знал, что безумный блеск в глазах смертников совсем не безумен. Араб готов был умереть и знал, на что шел. Боялся, но не собирался отступать. И наркотика в его крови не было — только вера в собственную правоту разъедала душу…

— Не подходи, иначе всё взорвется! — ломанный японский, который сложно было понять. Но не понять его всё же было невозможно.

Тсуна никогда прежде не видел поясов шахидов, начиненных тротилом, гайками и гвоздями без шляпок. Теперь он знал, как выглядит оружие почти массового поражения — небольшая вещь, способная уничтожить толпу.

— Не надо, погоди! — крикнул Савада и остановился. Напарник араба, европеец с арийскими чертами лица, выхватил из кобуры пистолет. «Хорошо, что у меня костюм бронированный», — подумал Тсуна, и словно в ответ на эти мысли немец прицелился ему в лоб — чуть ниже ярко-рыжего Пламени Неба.

— Давайте договоримся?

— Просто стой и дай нашему хозяину уйти, — араб явно не понимал японских слов, говорить с ним было бесполезно. Он повторял заученные слова, ломая их ужасным акцентом, а Тсуна думал, что же делать.

— Я отойду. Отойду! — сказал он и медленно двинулся назад. Идти спиной вперед было неудобно. Разворачиваться — опасно. И Тсуна, осторожно нащупывая дорогу, медленно выходил с линии обстрела. Как только невидимая черта была преодолена, парень развернулся и помчал со всех ног назад. Верная охрана Хоффмана праздновала победу.

Гокудера всё еще пытался нанести Такеши сокрушительный удар, но в рукопашном бою они были примерно на одном уровне. И выбежавший из-за складов Савада увидел довольно неприятную картину: мечник, вытирая с разбитых губ кровь, исподлобья смотрел на друга и тяжело дышал, ссутулившись и слегка пошатываясь. Гокудера же, стоя на одном колене чуть поодаль, не замечал, как мерзлую землю у его ног орошала алая влага, обильно покидавшая тело: капилляры в носу очень чувствительны, и сломанный нос курильщика щедро одаривал живительным кармином мертвую траву. Хаято уже собирался встать и снова атаковать, когда между ним и его целью вдруг выросла смутно знакомая фигура. Сквозь пелену ярости Ураган Вонголы осознал, что в ней было нечто очень важное, родное, то, что нельзя было просто сдвинуть с дороги…

— Гокудера, не надо! — голос долетел до подрывника словно сквозь вату. Фигура приблизилась, алое марево перед глазами начало меркнуть.

— Ты же мой друг, ты же не причинишь вреда хорошим людям, правда?

Хорошим? О ком речь? Об этом бейсбольном идиоте, пытающемся отнять у него Джудайме?! Да он не!..

— Не надо, Гокудера! Мы же друзья. Давай вернемся в Намимори, слышишь? Будем есть мороженое и запускать фейерверки. Только ты умеешь их так здорово запускать, чтобы всё небо сразу расцвело. Эй, слышишь? Не бросай меня, Гокудера.

И он услышал. Огненные блики, захватившие сознание, начали затухать. Алое марево расползлось по миру, словно дым рассеял мощный порыв вера. Что он делал? Бил Яма… Что?!

— Чёрт! — простонал Хаято и упал на землю. — Чёрт, чёрт, чёрт!

Кулаки с яростью врезались в землю, и он уже не слышал, как босс спрашивал Ямамото, в порядке ли он. Тот сплюнул, и на траву упали алые капли.

— Не в порядке, спасибо Гокудере. Но не волнуйся, я его не собираюсь трогать, если он прекратит ерунду нести. Мы все друзья, какого черта, Хаято?!

Никогда раньше Такеши не называл его по имени. Он всегда улыбался, прикидывался дурачком и урегулировал конфликты, не предъявляя окружающим претензий. Просто прятал в себе то, что сказал сейчас, под действием демонического артефакта, обнажающего самые темные закоулки душ.