«Книга Всезнания» (СИ)

— Я прожила в катакомбах месяц, но отец не пришел. Я еле двигалась, но продолжала цепляться за жизнь, пытаясь проделать себе путь к спасению. Глупо. Полтора месяца оказались пределом моего организма: мыши не глупы, они перестали приходить в эту часть катакомб, и еда исчезла окончательно. Я больше не могла продолжать подкоп: всё это время царапала осколком камня кладку и даже вытащила пару камней из стены, но за ней оказался второй слой. Ногти все сорвала, но царапала. Зря. Потому что отец и не думал приходить. А затем мыши исчезли, и я не могла даже подняться. И тогда мыши вернулись. Почуяли запах падали. Мыши и крысы. Их было много, очень много. А может, мне это лишь казалось. Самые смелые подбегали и отрывали от меня куски, будто мстили за сородичей, которых я съела. Сначала я пыталась поймать хоть одну, но уже не могла. Потом пыталась просто отмахнуться, но тоже не получалось, потому что стоило мне потерять сознание, и они возвращались. А затем я не могла и пальцем пошевелить — только чувствовала, как желудок слипается, да как отрывают от меня куски мяса крысы. И знаешь, что я поняла на сорок третий день заключения, Савада Тсунаёши? Это было справедливо. Я ела их, они съели меня. Око за око, зуб за зуб. Я с самого начала знала, что отец не придет, но верила в него, а не в знание о его жадности. Я знала, что человек, замуровавший меня, очень жесток и не придет мне на помощь, но верила, что в нем проснется сострадание к ближнему и он не даст мне умереть. Но крысы доказали мне, что в этом мире выживает сильнейший. И если не съешь ты, съедят тебя. Потому что все предают, а те, кто не способен предать сознательно, может сделать это по глупости. Или от безысходности. Или им просто воспользуются. Знаешь, что ты сейчас сделал, Савада Тсунаёши?

Лия вдруг обернулась к парню, и тонкие губы исказила болезненная, плотоядная усмешка. В серых глазах появился странный блеск, и Тсуна попятился. Это не были глаза безумца. Это были глаза человека, точно знавшего, что и почему он делает. Это были холодные, беспощадные глаза существа, способного абсолютно на всё.

— Ты предал друга, Рокудо Мукуро, потому что Ребекка и я напомнили тебе о его грехах, забыв упомянуть о хороших поступках. Я наступила на твою больную мозоль — сказала, что ты не поможешь друзьям, если не причинишь боль иллюзионисту, и ты сделал это. Выбрал из двух зол меньшее. А затем и вовсе не только усомнился в нем, но и показал свои сомнения ему самому и всем вокруг. Ты предал доверие Рокудо Мукуро, сам того не заметив.

Шаг назад. Еще шаг. Савада качал головой, словно не хотел верить сказанному, всё быстрее и быстрее, всё отчаяннее и отчаяннее, но… он верил. Потому что девушка, надвигавшаяся на него, словно хищная птица, словно уродливый голодный гриф, улыбалась абсолютно беспощадно, а глаза ее были полны… боли. И этой боли Савада верил даже больше, чем собственной интуиции, кричавшей, что Страж не лжет.

— А теперь скажи мне, Савада Тсунаёши, если даже ты, человек, в котором ты был уверен на все сто, человек, который, как ты считал, никогда не поступит плохо и друзьям-то уж точно не причинит боли, способен на подлый, низкий поступок, где гарантия, что остальные не поступят так же? Где гарантия, что люди не причинят тебе боль, если ты причиняешь ее им? И где гарантия, что твои добрые, неспособные на подлость друзья не встретят на своем пути такую же тварь, не верящую ни во что, кроме скепсиса? Я тебя настроила против друга, может, и их кто-то настроит против тебя?

— Зачем?.. — одними губами прошептал Савада, и Лия остановилась. Ухмылка сползла с ее губ, а глаза медленно, но верно заполняла всё та же пустота, что и прежде.