«Книга Всезнания» (СИ)

— Если тебе что-то нужно, Савада-нии, просто попроси об этом. Стража всегда поможет, потому что мы априори на твоей стороне. И не переживай о мелочах: знаешь ли, чем больше ты нервничаешь, тем менее четкая картина мира открывается тебе. Спеши жить, мистер Савада, иначе можешь не успеть. И кстати, не стоит удивляться своим ощущениям: моя рука проходит сквозь всё, кроме твоего тела. Забавно, правда?

Мужчина рассмеялся и снова похлопал Тсуну по щиколотке, а мафиози поморщился. Холодная ладонь, словно только что вытащенная из проруби, была лучшим доказательством того, что Вольфрам мертв. А прикосновение живого трупа — не самая приятная вещь на свете. Но Страж будто не заметил растерянности и напряжения Хозяина, закинув руки за голову и объявив:

— Врач тебе достался не самый добродушный. Информацию из него выудить будет непросто.

А в следующую секунду дверь в палату распахнулась, и в царство грязно-белого цвета и черных расколов на потускневшей краске ворвался рослый мужчина в белом халате, явно принадлежавший к племени спасателей человеческих жизней.

— Парнишка очнулся, а у меня капельница заканчивается, — тут же отрапортовал старичок, и Тсуна покосился на вышеозначенную капельницу. «Интересно, а что будет, если ее не выключить вовремя?» — промелькнула одинокая мысль в голове юного мафиози.

— Прекрасно, — ответил врач больному и, выглянув в коридор, позвал кого-то. Вернувшись, он подошел к Саваде и задал закономерный вопрос: — Как себя чувствуете?

— Разбитым, — пожаловался Тсуна и вздохнул. Хотелось заснуть на долгие месяцы и не открывать глаз, сил ворочать языком не было, но он всё же старался не впасть в окончательный пессимизм. Ведь у него был важный вопрос. — А как там мои друзья?

— Живы, — лаконично ответил врач и, достав из кармана фонарик, посветил им в глаз Тсуны. Сетчатку обожгло неприятными ощущениями, и парень поморщился, но доктор уже обследовал второй зрачок. Проморгавшись, парень повторил вопрос, попросив уточнить, как здоровье его товарищей, однако ответом ему стало:

— Они все сейчас под нашим наблюдением, не волнуйтесь. Их жизни вне опасности.

— Я же говорил, — пожав плечами, прокомментировал ситуацию Вольфрам, по приходу доктора занявший наблюдательную позицию за изножьем кровати, в проходе. Он отбивал ногой по серому линолеуму непонятный ритм и безмятежно, но как-то иронично улыбался.

Посыпавшиеся на Саваду вопросы о его самочувствии отвлекли того от немца и мыслей о друзьях, но как только врач и медсестра, отключившая капельницу старика, собрались уходить, Тсуна в третий раз поинтересовался состоянием друзей.

— Не переживайте, Вам это вредно, — было ему ответом. — Их жизни вне опасности.

И врач гордо удалился, оставив пациента терзаться страшными догадками. «Не навреди» — главная медицинская заповедь, но почему-то, соблюдая ее, порой наносится еще больший урон…

— Он не хотел тебя нервировать, а получилось как всегда, — усмехнулся Фукс и снова уселся у Тсуны в ногах. Парень замялся, а затем, подумав, что ничего страшного, если он узнает о состоянии друзей у Стража, не произойдет, мысленно произнес: «Мне нужны эти знания, Вольфрам-сан, пожалуйста, расскажи, как там мои друзья? С ними всё в порядке?»

— Можешь звать меня просто Вольф, — отозвался тот, — мы ведь можем стать приятелями. А с друзьями твоими всё довольно неплохо. Сасагава-сама лежит через три палаты от тебя с пневмонией, но температуру ему удачно сбили. Он отсыпается, «накапливая энергию для сражений», а в периоды бодрствования достает медсестер вопросами о выписке и заявлениями о том, что он экстремально здоров и нет смысла держать его здесь, когда у него сестра дома без присмотра осталась. Ямамото-кун с ним в одной палате, у него тоже пневмония, но температуру сбить было сложнее, потому мечник сейчас очень слаб. Однако он взял на себя пугающую миссию успокоения господина Сасагавы и каждый раз убеждает боксера в том, что ему жизненно необходимо еще немного полежать в больнице. Синьор Гокудера находится через пять палат от этой, и у него очень сильный жар. Он дольше всех пробыл под дождем — вместо того, чтобы спрятаться хоть где-то, искал тебя — и потому заболел куда серьезнее. А впрочем, не только поэтому, но и потому, что, не щадя себя, ухаживал за тобой.

Тсуна резко покраснел, опустил глаза и уставился на сероватую, некогда кипенно-белую простыню. От стыда хотелось провалиться сквозь землю, а еще хотелось сказать Реборну, что его задания порой бывают просто бесчеловечны, но Тсуна молчал, сжимая край одеяла, и кусал губы, слушая своего Стража, рассказывавшего о болезни Хранителей словно об увлекательном, забавном фильме.