Читаем Книга Z. Глазами военных, мирных, волонтёров. Том 1 полностью

Размотав боеспособные подразделения в штурмах Долгенького, российское командование решило достать козырь из рукава или разбудить Кракена. В общем, на штурмы послали мобиков. Первыми туда поехал уже трижды уничтоженный по слухам 5-й батальон 204-го полка. Насколько нам потом стало известно, парней высадили ночью в поле, указали направление и уехали, после чего по ним сразу же начали работать. Кто-то вжался в землю, кто-то ломанулся в лес и пропал, но в итоге большинство из них выбралось оттуда.

Туда же в начале мая собирались отправить и часть нашего батальона, забыв сказать им, что по приказу от россиян командировать нужно только добровольцев. Мужиков пронесло, и в великий и ужасный посёлок Долгенькое они не поехали. Но понимание, что ротацией и не пахнет и в Долгенькое мы в итоге поедем, постепенно приходило к нам. В тот период у нас даже родилась шутка, что наш путь домой будет долгень-ким. А разложение тем временем продолжалось. Конфликты с командирами у самых ретивых бойцов доходили до драк, самых непокорных стали отправлять «на подвал», бойцы собирались в круг у костра и обсуждали всё происходящее. В тот период это больше всего напоминало мне Русскую армию образца 1917 года, и мне подумалось, что пресловутые большевистские агитаторы и не были нужны для её разложения, потому что, ощущая всё на себе, ты сам постепенно взращиваешь внутри себя своего личного большевистского агитатора.

В конце июня поступил приказ собираться и выезжать в Изюм. Там мы встретились с той частью роты, которая уже давно стояла в городе на блокпостах, и до нас довели, что мы поедем дальше на старые позиции Крыма, ну и конечно, что там «уже никого нет».

Загрузив за ночь БК и поспав пару часов утром, мы сели на БТРы и МТЛБ[29] и стали ждать отправки в посёлок. Провожать нас приехал целый комбат. Мотивационных речей не было, что хорошо, потому что скорее всего ему бы прилетела пара неласковых слов. Провожать нас приехали и самые боевые «рэмбо»-бойцы из нашей роты, которые почему-то с нами не отправились.

Когда мы выезжали из Изюма, я заметил надпись, оставленную на разбитой заправке российскими солдатами: «Комбат пидор», приняв её близко к сердцу и мысленно подписавшись под каждым словом.

Вид на разбитые посёлки и остовы сгоревшей российской техники, включая сбитые самолёты по дороге к Долгенькому, не поднимал боевой дух от слова «совсем». Но мы в итоге добрались относительно спокойно, пару раз дёрнувшись от недалёких прилётов.

На месте я залез в БТР, чтобы выгрузить вещи, — и тут по нам начали работать миномёты и АГСы[30]. Я выскочил из БТР и увидел, что вся рота уже куда-то разбежалась, прихватив с собой мой автомат.

На меня выскочил сослуживец и позвал бежать за ним. Мы с ним забежали в просторный подвал, где уже поместилось около 30 человек, и все кроме меня — с оружием. Переждав обстрел, мы вышли, я нашёл свой автомат, и мы начали перегружать БК, пожитки и продовольствие на другие БТР. Как оказалось, это была не конечная точка нашей поездки.

У нас было время отдохнуть в большом доме с крепкими стенами, находившемся рядом.

В дом, судя по всему, прилетел «Шмель»[31] потому что от его защитников мы нашли только обугленные кости, а пластиковые окна от жара просто испарились. Прямо на пепелище мы открыли пару банок тушёнки и по очереди насладились.

Потом мы опять сели на броню, проехали насквозь весь посёлок и отправились дальше. Мы заехали в лес. Всё, что могло сжиматься, сжималось, когда мы проезжали мимо всех позиций — и наших мобиков из других рот, и российских военных, и танкистов, а на вопрос к мехводу, здесь ли мы высаживаемся, он отвечал: «Нет, вы дальше».

Путь прошёл относительно спокойно — только попали под стрелковый огонь, потому что дорога в лесу проходила как раз между нашими и украинскими позициями.

Нас перебросили на участок, который недвусмысленно именовался «Жопа слона». Там на передовой позиции сидело до отделения самых отчаянных российских солдат, беспрерывно ведших бой.

Среди бойцов началось брожение, командиры, бывшие до этого бравыми бойцами, заметно побледнели и скисли. Мы залегли под посечёнными деревьями и разговаривали шёпотом, потому что, как оказалось, украинцы настолько близко, что могут нас слышать. Как обычно, перед этим нам сказали, что «там никого нет».

В общем, в лесу у нашей роты, до этого находившейся всегда на переднем крае наг шего батальона и умудрявшейся оставаться без потерь, появились первые 200-е. Пока мы лежали под обстрелом из КПВТ[32], к нашим парням подполз танкист с вопросом: «Откуда вас убивают?»

Получив ответ, он вернулся уже на танке и отработал в ту сторону, куда ему показали. Наши парни, к счастью, оказались не дураки и сразу ушли с места, где был танк, — туда сразу же полетели 120-е и 82-е «подарки»[33] от противника.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары