За главного сам Дима. Водителя зовут Антон, местный, воюет с 2014 года. Это такой воплощённый типаж грубоватого добродушного дон-бассовского дядьки средних лет, который в жизни видел много всякого — от шахты до войны.
Двое медиков, оба раньше служили в «Призраке» покойного Алексея Мозгового, Кира, тоже из Донбасса, худенькая девушка-парамед с девичьей чёлочкой, следами недосыпа на лице и священным огнём в глазах, и Артур — полевой хирург, жизнерадостный парень, которого в его родной Москве приняли бы за страйкболиста, только он чинил людей на реальной войне, где не шариками стреляют. Люба — оператор, миниатюрная девушка в шлеме, похожая на такой няшный гриб.
Ну и я, грешный до кучи, по профессии болтун.
Мы выезжаем из Донецка и окунаемся в цветущую степь с её разнотравьем и маковыми полями. Правда, гулять не везде стоит: мины и неразорвавшиеся снаряды никто не отменял, и вообще, мы едем не напрямую, потому что часть основной трассы простреливается и искушать судьбу не стоит. Мы даём небольшого кругаля. Война тут, в затерянных в степи посёлочках, почти не чувствуется — следов мало, но иногда попадаются — то дверь от грузовичка типа «Газели» в мелкую дырку в поле лежит, то «Урал» с кокетливо-удалой надписью «Ию» на борту едет по каким-то своим военным делам, ну и как обычно, посты ГАИ выглядят так, как будто скорость здесь превышают на бронетранспортёрах — гаишник стоит среди надолбов, убежищ и лениво крутит в руках пулемёт вместо привычной для России полосатой палки счастья. Но это пока всё идёт просто по разряду экзотики.
Потом резко начинается Волноваха и так же резко заканчивается экзотика.
Мы въезжаем в мир, где конец света уже случился.
Для начала мы попадаем на площадь. Я пытаюсь найти хоть одно целое здание, но не нахожу. В дальнем углу стоит грузовик уже с официальной российской гуманитаркой, а группа МЧСовцев колдует над руинами. Единственное, что выглядит целым, — стела с танком времён Великой Отечественной. От церкви напротив остался только каркас. На столике рядом — православные кресты, пара совсем маленьких колоколов и хвостовик от артиллерийской мины. Напротив — рекламный плакатик, на котором гламурная девица призывает восстанавливать волосы, но из-за осколков она выглядит так, как будто ей в лицо пырнули «розочкой». Глухую стену ещё одного дома разнообразит здоровенная дыра от снаряда.
Мы ищем тех, кому совсем плохо, — кто до сих пор ютится в подвалах, у которых не осталось ничего. Во дворах та же картина опустошения. Машина торчит из-под обломков гаража. Бывшее украинское пулемётное гнездо или что-то подобное — мешки вывалились наружу; судя по виду дома, снаряд залетел в соседнее окно и разнёс пулемётчика вместе с его огневой точкой и офисом, где он засел.
Кругом множество техники с «зетами» — вездесущие грузовики, бээмпэшки, инженерные машины. В Донецке много «военных хипстеров» в оливковом с иголочки снаряжении с чисто так-тикульными пистолетиками и прикольными патчами. Тут совершенно другие люди — пехота усталая, потёртая, явно из боя и на бой, с поцарапанными эсвэдэешками и ПК на спинах. И техника у них такая же — поюзанная, с боевыми повреждениями. Это касается и россиян, и дээнэровцев, разве что у тех, кто из «большой» России, снаряжение получше и больше молодых людей; у альпа-ченцев из ДНР довольно много явно возрастного народу. Но и те, и другие выглядят и ведут себя нормально и адекватно; это обычные русские мужики на войне: трезвые, вменяемые, на тяжёлой работе. Бойцы в основном останавливаются около центра местной общественной и экономической жизни на рынке. Рынок очень живой и многолюдный. Стандартный, в общем, набор российского базара; правда, некоторые штуки стоят заметно дороже, чем в РФ, — генераторы, скажем, очень дорогие. Оно и понятно — света нет.
Потолкавшись на базаре, встречаем женщину по имени Ольга Васильевна. У неё, как и у всех, всё очень сурово: с одной стороны, сама жива, но вот дом разбит, и та же история у детей. В подвалах, по её словам, никто уже не живёт, зато она подсказывает «сто квартир» — это микрорайон многоквартирников на окраине городка.
Попетляв по частному сектору, находим искомое. Вообще всё, что осталось в Волновахе целого, оно именно в частном секторе. По площади он довольно крупный, но и там огнём много чего поломано. Почти всё в городе закрыто, видно, что людей намного меньше, чем должно бы быть на такой площади. Вообще, ты едешь и примерно понимаешь, что там было до войны. Сонный городок, где десятилетиями ничего особо не происходит, на окраине, прямо за пятиэтажками, пасутся коровы…
Наконец мы выруливаем во дворик, где в беседке сидят люди. Дворик вообще очень уютный. Это окраина городка, выходящая на дивной красоты летние поля с пасущейся скотиной; сам дом построен буквой «Г», что сообщает двору какую-то приятную интимность. Пара машин, кошки, беседка самодельная, клумбы, такой здоровый, живой уют…
…Только процентов десять квартир явно горели. Только в дыры в стенах кое-где можно провести ту самую корову, которая там гуляет.