Владимировку с Волновахой, конечно, по степени разрушений не сравнить. Там трудно найти целый дом, здесь разрушения в глаза не бросаются. Но они тоже есть. Недавно умело пущенный украинский снаряд попал в котельную, видимо, пытаясь найти там русских военных. Вообще, меткость украинских артиллеристов, которые то влепят в Донецке прямо по входу в школу, то вот — кладут снаряд точно по котельной, заставляет думать, что это таки не случайно так мажут, а именно что куда целились, туда и попали. В размышлениях о превратностях судьбы и огневой подготовки обнаруживаем дом, возле которого какие-то люди ходят.
Сообщаем, кто такие и зачем приехали. Из окрестных домов валит народ. Как и в Волновахе, женщин больше, чем мужчин, среднего возраста и пожилых больше, чем молодых.
Вообще, когда показалось, что людей мало, это не показалось, большинство уехало. Но и осталось неожиданно много. Люди выходят один за другим, дворик наполняется народом. В Волновахе нас встречали душевно, но тут, кажется, готовы на руках носить. Пожилой дядька со слезами на глазах обнимает Киру и Артура, с трудом ходящая бабушка — меня. Я вообще пообнимал удивительное количество бабушек; благословлений и благодарностей мы получили на поколение вперёд. Никогда не подумал бы, что кто-то меня будет благословлять по-украински. Кажется, этим людям важен сам факт: кто-то к ним приехал, кому-то они не по барабану. Скажу как на духу: очень сложно чувствовать себя оккупантом, когда полпосёлка пытается тебя поцеловать. Ну что им сказать, чем утешить могли мы их…
Основное, что мы тут раздаём, — это сухие пайки. Российский армейский сухпай — штука исключительно нажористая. Я как-то ел его больше суток и чувствовал себя перманентно перекормленным. А я здоровый лось в 95 кг живого весу. Старушке этого хватит куда как на дольше, тем более кто-то берёт и по два, и по три. Пока мы таскаем коробки с сухпаями, Кира раздаёт ценные указания и выдаёт медикаменты. Несколько сухпайков берёт местная соцработница — это уже для тех, кто рядом не случился или ходить не может.
Отовсюду вылезают местные кошки. Шикарная богатка и при ней котяточки, умильные, как не знаю что. Как мы знаем, в России национальная идея и стальная скрепа — это никакие не серп и молот и не триколор, а котики. Поэтому котёночек оказывается быстро соблазнён гуманитарным молоком, после чего оккупанты коварно организуют ему почёс пузика. В реальность из этой ванны солнца, зелени, человеческой любви и котиков меня возвращает Дима. Мы толпимся у нашего броневика. Опять-таки кто его знает, за кого примет беспилотная зараза сборище чуваков в броне. Даже если чуваки котиков гладят.
Впрочем, у нас и сухпайки уже заканчиваются. Пора домой. Мы выскакиваем из заповедных лесов, и дорога прокручивается в обратном направлении — Волноваха, асфальт, пыль, а там и Донецк. Дорогой Дима раздаёт ЦУ на ближайшие сутки. Ещё один день к закату.
Если от жанра путевых заметок перейти к более практичным вещам, то основных выводов два.
Сейчас эти проблемы смягчены: на дворе жаркое лето. Не так холодно, не так сыро. Но осень ближе, чем можно вообразить. Сейчас дождь, не говоря о заморозках, — это риск болезней и смертей.
А ещё там как воздух нужна легальная работа. Сейчас в городе из экономики, похоже, функционирует только базар. Значительная часть покупателей Си скорее всего, самые платёжеспособные) — это солдаты.
Но фронт-то дальше уедет, и что тогда? В городке всё ещё находится по крайней мере несколько тысяч человек. Они — на грани.
Сейчас эти люди фактически наши люди. Они живут на территории, которую Россия контролирует, и мы точно не считаем себя оккупантами на этих землях. В любом случае именно наша страна сейчас в ответе за Волноваху и её людей. Между тем российской политике остро недостаёт и энергии, и системности, и понимания, что делать с людьми.
Здесь нет никакого бинома Ньютона, это простейшая логическая цепочка: если А, то Б. Отношение к России на сто процентов зависит от того, что делается и будет делаться. Лозунги без конкретики страшно бесят. В пределах нашей машины все любили Россию, потому что мы приехали со свечами, фонариками, хлебом, молоком, фельдшерами и лекарствами. Россию с фельдшером будут любить. Россию с голыми лозунгами будут ненавидеть. Чиновник, который на разбомблённой площади рассуждает о русском языке и жизни без фашистов, но не говорит о свете, воде и работе, не везёт ничего полезного, с практической точки зрения — предатель Родины. Вот именно этими словами — предатель Родины. Там сейчас нет вопроса об обучении на русском языке, там есть вопрос, чтобы было кому и где вообще обучаться. Все меры необходимо начать принимать вчера.