Книга желаний (СИ)

Теперь Карл ориентировался по звездам. Оно, конечно, неудобно, и времени занимает порядком — пока заберешься наверх, пробиваясь сквозь плотный полог леса, пока спустишься — зато надежно. Звезды не обманут. Звезды существуют сами по себе, отдельно от пятен.

Нынешнее поколение людей полагает, будто звезды — это души праведников. Глупо и не ново. Скажи кому из них, что звезды — это раскаленные шары плазмы, плывущие в бесконечной пустоте Вселенной, так не поверит, а впридачу обвинит в колдовстве и ереси. Впрочем, насчет плазмы Карл не был уверен, он никогда не увлекался астрономией, его интересы лежали в области естественных наук.

Кстати, когда все закончится, все ж таки нужно будет настоять на подробным изучении Пятен. Здесь можно собрать интересный материал. Один магнитный феномен чего стоит. Или та, похожая на бревно тварь с удивительными способностями к регенерации. Лежит, не видит, не слышит, но каким-то непостижимым образом определяет местоположение жертвы. Не двигается, но охотится. Не дышит и не излучает тепло, но живет. Карл потратил половину заряда термоножа, но разрезал тварь пополам, однако не прошло и десяти минут, как проловинки срослись.

Эх, сейчас бы в лабораторию, да с образцами тканей…

Лаборатория осталась в Орлином гнезде, а он — на территории Аномалии.

На третий день Карл снова вышел к поляне с ямой.

Звезды обманули.

Глава 15

Фома

Когда демоница ушла, Фома сначала обрадовался, а потом испугался, очень уж неприязненно на него глядели. Черноволосый подвинулся ближе и спросил:

— Скажи-ка, послушник, как тебя зовут?

— Фома, — на всякий случай Фома покрепче прижал сумку к груди. Если и в монастыре встречались личности, испытывавшие странное удовольствие, унижая других, то чего тут ждать?

— А меня Селимом кличут, — черноволосый улыбался. — Скажи, Фома, а чего это ты в сумке прячешь?

— Н-ничего.

— Как это ничего? Вон, какая толстая сумка. А знаешь Фома, что делают с теми, кто от товарищей своих еду или какие другие полезные вещи утаивает?

— Что? — Фома заворожено смотрел в темные глаза Селима, выискивая признаки грядущей катастрофы. Как есть, спалит книгу. Им, Фомою, написанную книгу, где каждое слово, каждый знак от души шел!

— На деревьях вешают.

— Так ты ж не разбойник…

— Верно, и деревья тут не растут, поэтому обойдемся без повешания. Я тебя просто вампиру скормлю. Знаешь, какая она голодная? Еще чуть-чуть и на нас кинется…

— Правда?

— Вот те крест. — Селим небрежно очертил в воздухе знак святого креста. — Она и меня однажды чуть не загрызла… как накатит, так все, пока человека не убьет, никакого сладу с ней нету…

— Хватит, Селим, — приказал воин, сидевший по левую руку от Фомы. — Совсем стыд потерял. Когда это она кого из нас трогала?

— Да ладно тебе, Ильяс, что уже и попугать нельзя?

— Нельзя. Нам с этим парнем в поход идти, есть из одной миски, спать у одного костра, а ты его против всех нас настраиваешь. Глупый ты, Селим.

— Зато ты умный.

— Так, значит, она не станет убивать? — Влез в разговор Фома, но Ильяс только плечами пожал. И что бы это могло означать?

— А правда, — подал голос один из воинов, сидевших по ту сторону костра, — что когда Святой отец ступает на землю, то из нее цветы растут? А каждое утро на рассвете ангелы поют? А богослужение идут в храме такой красоты неописуемой, что простой человек от созерцания ее слепнет?

— А тебе, Нерод, все неймется. Успеешь еще в свой рай…

— Ангелов я не слышал, — вынужден был признаться Фома. Говоря по правде, на утренних богослужениях он спал и не видел в этом большого прегрешения. А как иначе, если по кельям отправляли заполночь, да еще уроками сверхмеры грузили, тут поневоле научишься спать стоя да с открытыми глазами. А ангелы… нет, не слышал Фома ангелов.

— Храм и вправду красивый. Огромный, как крепость…

— Врешь! — Не удержался кто-то.

— Не вру. Огромный. Там пять тысяч человек единовременно стоять может. А если и на второй ярус пустить, то восемь. Два лета тому назад, в годовщину помазания Святого отца, со всей Руси люд съехался, так за три дня все желающие в храме побывали. А мы записи вели и подсчитали потом, что приехало двести тысяч человек. Вот!

— Двести тысяч? Этож сколько народу? — Поразился Селим. — Да как их только прокормить-то?