Сначала это разозлило Александра. «Что он из себя строит?! Опять эти чиновничьи заморочки! Бабайские штучки! Вот не буду тебе больше звонить! Хрен тебе! Сено за коровой не ходит!» — думал он. А потом завертелись другие, уже более тревожные мысли: «А может, с ним что-то случилось? Заболел? В общем и целом, он человек обязательный. Не может же он забыть?..»
Прошел день. И Дубравин, уже «пыхтя, как паровоз», снова набрал знакомый номер, готовясь выплеснуть на товарища и друга свое негодование в выражениях, соответствующих их стилю общения. Но снова никто не ответил.
Тут уж Дубравин впал в ступор и чуть не швырнул телефон в мусорное ведро. Он поставил телефон на автодозвон — на пятый раз гудок смолк, и какой-то бесконечно чужой, усталый женский голос ответил:
— Алло!
— Мне Амантая Турекуловича! — стараясь быть вежливым, произнес Дубравин.
— А его нет.
— А где он?
— Он лежит в реанимации, — замороженно ответила женщина.
Дубравин, еще не осознав услышанного, спросил:
— Что с ним?
— Он попал в страшную аварию.
Тут наконец-то до него дошло:
— Как? Когда? Где? Почему? С кем я говорю?!
— Это Айгерим, его жена…
Дубравин много знал о женщинах друга. Когда-то встречал он и ее, байбише, старшую жену. Но было это очень давно.
«Женщин может быть множество. А приходит беда — и трубку, и ответственность берет жена. Такова логика жизни. И ничего с этим не поделаешь».
Шурка представился, и мало-помалу разговор начал как-то склеиваться. Оказалось, пару дней назад Амантай, который всю жизнь любил красивые, раритетные вещи, купил новую игрушку — коллекционную модель, американский, как у нас говорят, «джип-широкий». И решил на нем погонять по дорогам Заилийского Алатау. Почувствовать драйв. На одном из поворотов недалеко от высокогорного катка «Медео» с боковой, скрытой от глаз, дороги неожиданно выскочил груженый КамАЗ. От удара американец слетел с асфальта и мог свалиться в пропасть, но чудом зацепился за дерево, росшее на краю обрыва.
Однако результат столкновения был ужасающим.
Амантая вырезали из смятой машины с многочисленными травмами. И теперь он лежал в реанимации. Врачи говорили, что надежда есть. Но нужна срочная операция. Никто из местных врачей за нее не берется, но в Москве есть одно светило медицины, которое делает такие «чудеса» за очень большие деньги. Светило вызвонили, и он летит в Алма-Ату.
Ошеломленный Дубравин слушал речь Айгерим и никак не мог поверить в реальность происходившего.
Следующие два дня для него прошли в какой-то прострации — между надеждой и безнадегой. Он периодически названивал Айгерим, а она рассказывала ему о происходящем. Как дежурила у палаты. Как прилетел из Москвы хваленый доктор. Что он говорил… А говорил он, что надежды на положительный исход ничтожны. Но сам Амантай, когда Айгерим пустили к нему, прошептал, что еще поживет. И обязательно поедет к Шурке…
Операцию сделали вечером на третий день. И все, в том числе и Дубравин, принялись ждать, потому что все станет понятно в ближайшие сутки.
Дубравин не находил себе места. И то рвался лететь в Казахстан. К другу. То застывал на месте, понимая, что дело это бесполезное. Никто его в реанимацию не пустит. Но даже если и пустят, все равно он ничем не сможет помочь.
На утро третьего дня его беспокойный сон прервал звонок. Звонила Айгерим. Усталым и каким-то официальным голосом она сказала:
— Амантай Турекулович скончался сегодня утром. В восемь часов…
В голове у Дубравина мелькнула шальная мысль: «Сейчас ведь восемь. Врет, что минуту назад…» И только потом сообразил: у Алма-Аты с Москвой разница во времени три часа. И все! После этого он почувствовал какую-то полную пустоту. Полное безмыслие. Как будто его ударили чем-то по голове.
Он ходил кругами по комнате и никак не мог понять, что делать. Верить или не верить? В его бедной голове Амантай оставался веселым, здоровым, крепким, готовым ехать на край света. И Дубравин все вспоминал его слова: «И махнем мы с тобой в Океанию! На острова. А? Ты знаешь, я в детстве читал Джека Лондона и мечтал туда попасть! Уже и маршрут наметил. Летим аж в саму Австралию. А там садимся на круизный лайнер. И к Туамоту. На острова Южных морей. Вдвоем. А?»
А теперь его нет. Но этого не может быть! Ведь он живет. Живет в нем, в Шурке Дубравине. Просто Амантай уехал. Но скоро вернется. И они вместе…
Когда через час-другой Дубравин понял, что никуда они уже не поедут, рот его скривился, подбородок дернулся. И Шурка, не в силах сдержаться, сначала шмыгнул. И вдруг отчаянно зарыдал.
Понимая, что он натурально плачет, Дубравин подскочил, влетел в ванную и принялся умываться. Потом выпил стакан воды. И вроде бы немного пришел в себя. Но стоило ему снова вспомнить Амантая, как слезы предательски выступали на глазах.
Он растерянно ходил по комнате, не понимая, что ему теперь делать. Затем лег на диван, отвернувшись к стене. И лежал так несколько минут молча. Встал, пошел на кухню к жене.