Книга жизни

Прежде чем выйти из музея, я вновь подхожу к повешенной на стене карте и рассматриваю ее. Карту эту сделали в Закаталах. Карта Азербайджана! Сделана она из зерен пшеницы, риса, кукурузы, гороха!

Самая прекрасная и самая благодатная карта в мире? Невольно я повторяю как заклинание: всегда будь такой, Родина моя, пусть твои земли будут плодородными, твой стол обильным, чтобы хлеб - всему голова - всегда был в чести и почете, чтобы никогда не иссякла твоя вера в святость хлеба!

Чтобы никогда люди, с которыми ты делила хлеб-соль, не забывали это, не оскверняли память об общем хлебе!

Ковер.Ковроткачество - корневое азербайджанское искусство. Лучшие мастера ковроделия в Закавказье - азербайджанцы и, как отмечают специалисты, из ста знаменитых в мире кавказских ковров - девяносто являются азербайджанскими.

Вытканные в средние века в Карабахе ворсовые и безворсовые ковры хранятся в Берлине, Лондоне, Нью-Йорке и ряде других музеев мира. В свое время карабахские ковры были украшением выставок в Париже, Вене, Петербурге, Москве.

Ковры, которые мне довелось увидеть в Карабахе - в домах, в музеях являются подлинными произведениями искусства. В Джебраиле, в маленьком музее хранятся разнообразнейшие ковровые изделия, использовавшиеся в быту, что само по себе говорит о том, какое место занимали ковры и ковроткачество в нашей жизни. В этом музее я встретил давно забытый предмет - инструмент для валяния войлока, странный "механизм", напоминающий древние арфы.

После открытия в Баку специального музея ковра, интерес к этому уникальному художественному творчеству еще более возрос. Даже те народы, которые не занимаются ковроткачеством, вознамерились открыть музеи ковра. Но где найти экспонаты? Вновь пришлось обратиться к Азербайджану или к азербайджанским селам в Армении и Грузиию Тратились огромные деньги, чтобы закупить их... Сколько извращений оказалось в созданных подобным методом музеях, сколько фальсификаций? Но ведь шила в мешке не утаишь. У ковра есть свой язык. Ковер - это азбука, слово, история! Нам известны корни любого орнамента азербайджанского ковра, каждый его символ - это своеобразный язык, на котором говорили древние мастера. Язык ковра - это язык народа, который его создал, и он говорит с ним на этом языке!

Из наших сказок. Плененная девушка, чтобы сообщить о себе своему нареченному, в какой части города, в каком подземелье она спрятана, каким способом можно отсюда вырваться - прибегает к помощи вытканного ею ковра. Нареченный ее, увидев ковер, понимает язык "сообщения", "карта" на ковре прокладывает ему путь.

Одна из тайн карабахских ковров заключена в шерсти овец особой местной породы.

Однажды писатель Сабир Ахмедов, показав мне на базар около реки, сказал, что раньше здесь была красильня. Разноцветные нитки развешивались для сушки, и казалось, все цвета мира собраны здесь.

Потом эти нитки превращались в сказочное многоцветье наших ковров.

Такие красильни, можно сказать, были вo всех районах Азербайджана... Сейчас, к сожалению, их число поубавилось.

* * *

Карабах! Зеленые луга с еще не высохшей росой, сельские дома с окнами навстречу солнцу, высокие тополя вдоль дороги, напоминающие воткнутое в землю журавлиное перо - от этой панорамы возникает такое пронзительное чувство родства, что я невольно шепчу про себя: "Здравствуй, мое благословенное поле, мое благословенное село, моя благословенная земля! Вечного плодородия вам!".

Перед нашим взором перелистывается огромная книга. В этих степях, в этих снежных вершинах заключена тайна этого древнего мира, судьбы множества людей, которые здесь жили.

Карабах - целый мир с долинами и горами, низинами и возвышенностями. Когда едешь здесь от востока на запад, от равнин в сторону гор, удивляешься тому, что длительное время горизонт кажется неподвижным. Будто его провели линейкой. Эту прямизну нарушают лишь миражи дальних селений и тянущиеся вдоль дороги старые, древние тополя. Потом вдруг обнаруживаешь, что горизонт начинает "волноваться". Оказывается, мы незаметно въехали на крутизну и движемся уже по предгорью.

Все дороги Карабаха ведут к Шуше, к "маленькому Парижу" наших гор. Дальше за Шушой начинается дорога в Лачин, петляющая среди круч.

На карабахские горы не взойти одним махом. Прежде чем начать свое восхождение, я сажусь на поросшую мхом траву, чтобы перевести дух...

Я упомянул дорогу в Лачин, и вспомнились мне горные цветы высотой в человеческий рост, река Хакари, гора Ишыглы и еще песня "Соловьи".

Это мой первый приезд в Лачин... Товарищи мои опаздывали, и мне два дня пришлось дожидаться в гостинице.

Из окна были видны горы и дорога, ведущая в Кафан и Нахичевань.

Когда попадаешь в новое место и к тому же оказываешься один, тебя обуревают странные чувства.

Меня радовало, что я остался наедине с собой, наедине с Лачином. А нагрянут друзья, покоя уже не жди - и уже не до сосредоточенности, не наглядишься на этот прекрасный мир, не опомнишься, не поразмышляешь...