Книги Яакововы

На следующий день волнения становятся все более грозными – после полудня подвыпившая толпа, уже не еврейская, но смешанная, цветастая и разнородная, не способная различить, где Талмуд, а где какая-то иная книга, главное, что переполненная теми странными знаками, враждебными по идее, поскольку прочитать их невозможно. И эта вот толпа, уже готовящаяся к завтрашнему торгу в Рогатине, имея, наконец-то, разрешение на это вот насилие в отношении книг, высвобождает из себя радостное, крикливое безумие и выступает на охоту. Они становятся у дверей домов и требуют выдачи книг, как заложников, а если чернь посчитает, будто бы хозяин чего-то крутит, начинает драку. Льется кровь, ломаются руки, изо ртов сыплются выбитые зубы.

 

Тем временем, возмущенные проигранным диспутом раввины объявили всеобщие молитвы и строгий пост, так что даже матери младенцам грудь не дают. У Рапапорта во Львове имеется место, откуда рассылают почту, работа при свечах кипит до самого утра. Сам раввин Рапапорт лежит; его избили перед синагогой, ему тяжело дышать, имеется опасение, что ему даже сломали ребра. Пинкас, переписывая письма, плачет. Похоже на то, что именно сейчас приходит конец света, и начинается очередная катастрофа, но вот она будет самой болезненной, ибо боль наносят свои же своим. Как такое возможно, на сколь болезненные испытания выставляет нас Бог, что уже не казак, не дикий татарин покушается на нашу жизнь, но свой же, и сосед, с отцом которого вы ходили в ешиву. На нашем языке говорят, в наших деревнях живут, в наши же синагоги прутся, хотя мы их там не желаем. Всякий свой против своего выступит, и это означает, что грех Израиля ке велик, а Бог сильно разгневан.

Через несколько дней, когда равви Рапопорт более-менее приходит в себя, собираются представители общин и присуждают очередной денежный сбор. Эти деньги нужно везти в Варшаву, Баруху Явану, доверенному лицу самого министра Брюля, вот только плохое это, похоже, время, чтобы занимать короля сожжением книг, когда длится война, потому что очень долго никакого ответа нет.

О том, как ксендз Пикульский

поясняет высшему сословию принципы гематрии

 

Ежи Марчин Любомирский – комендант гарнизона в Каменце Подольском, городке довольно нудном, далеком от мира и общества – это его первое командование. Ему двадцать лет, он высок, красив, а если даже не концентрироваться на его приятной физиономии, то у него имеется еще одно достоинство: он наследник огромного состояния. Это прибавляет ему выразительности – все замечают его сразу, а как только заметят, уже не спускают с него глаз. Каменец располагается в его обширнейших владениях. С тех пор, как здесь творятся столь необычные вещи, с тех пор, как появилась здесь на пустых ранее улочках, князь возбужден и наконец-то доволен. Ему все время требуются новые впечатления, точно так же, как еда и питье. На прощальный ужин в честь оказии повышения Миколая Дембовского в архиепископы он забирает полдюжины ящиков наилучшего рейнского вина.

Когда первые из них уже были опорожнены, начинаются разговоры о последних событиях, и внимание пана Любомирского обращается к незаметному ксёндзу Пикульскому, правой руке архиепископа. Задание ксендза заключается в том, чтобы просветить высокорожденных по иудейским проблемам, по сути своей запутанным и неясным. Ибо каждый хотел бы понять, а в чем тут вообще дело во всем этом жидовском замешательстве.

- Имеется в иудее некое удобство, - громко отзывается епископ Каэтан Солтык, едва лишь проглотив кусок кишки с начинкой.

В последнее время он набрал веса. Все на нем кажется преувеличенным: цвет епископских одеяний слишком яркий, манжеты избыточно накрахмалены, цепь на груди избыточно блестящая. Довольный тем, что ему удалось обратить на себя внимание, он продолжает:

- Иудей проследит за деньгами, а если понадобится, то и свои заложит. Он быстр в мышлении и жаден ради себя, выходит, будет жадным и ради своего господина. Когда я желаю что-нибудь купить или продать, всегда вызываю жида. У такого имеются свои договоренности со всеми купцами в стране. И он понимает, что означает делать дела. В его собственном интересе является то, чтобы я был его клиентом, а для меня это означает, что ко мне всегда отнесется так, что я буду чувствовать себя безопаснее всего, что он меня не обманет, и я буду обслужен самым наилучшим образом. Здесь нет ни одного серьезного пана и владельца имений в округе, которого бы не обслуживали дети израилевы. Разве я не прав, Ваша каштелянская светлость?

Супруга каштеляна, Коссаковская, ответила за мужа:

- Каждый знает, что Его Светлость не был создан для занятий делами или сельской культуры. Для этого у него имеются управляющие. Опасность же здесь в том, что если те будут нечестными, то могут воровать. Вот от этого прямо руки опускаются.