Книги Яакововы

Так что, хотя еще лежали большие снега, взяли четверку саней, Хану и малышку Авачу, а еще Гершеле, который им прислуживал, и работников для саней, взяли подарки, вино и наилучшую польскую водку и поехали в Русе, то есть Горощук, где находился муфтий, хороший знакомый Яакова. Поначалу Яаков отправился переговорить с местным агой, который ему был словно приятель, и поговорил с ним недолго, в то время, как мы, как милые гости, объедались слабостями. Вернулись довольные, и он, и тот турок. И вот на следующий день, когда мы там были, и другие наши правоверные из Горощука, где нас было довольно много, пришли в полдень в мечеть. И там все мы приняли ислам, надевши на головы зеленые тюрбаны. Все продолжалось одно мгновение; нужно лишь было повторить слова шахады¹¹¹: "Lā ‘ilāha ‘illā-llāh, Muḥammadun rasūlu-llāh, а Яаков дал всем новые, турецкие имена: Кара, Осман, Мехмед и Хасан, а своей жене и дочке: Фатима и Айша, такие имена были у дочки и любимой жены пророка. Благодаря этому, было достигнуто число в тринадцать верующих, что было необходимо для того, чтобы учредить собственный лагерь, как у Барухии.

И внезапно мы вновь были в безопасности. Во второй раз Яаков стал хахамом, нашим господином. Мы же все со всем доверием его господином признали, и теперь были бы рады, если бы он отправился вместе с нами в Польшу.

Возвращаясь, все мы были в хорошем настроении, и все это было будто некий кулиг¹¹², мы пели во весь голос наши песни, так что сорвали себе горла. Потом я уже чувствовал себя лучше, в мои мысли возвращался какой-то смысл. К Богу мы идем через три религии: иудейскую, исмаильскую и эдомскую. Как и было сказано. Я давно уже перевел с древнееврейского на турецкий язык мою любимую молитву, и когда произнес ее вечером, всем она понравилась, ее даже списали для себя на новом языке. Вот тона:

 

Под серой одеждой нет у меня ничего, кроме души,

Зато она там любые цепи порвет и покрушит.

 

От берега отобьется, парус поставит белый,

Ничто не задержит ее, сердца порыв несмелый.

 

И стает так она дрейфовать среди портов ваших,

Хоть стражей нашлите, ничто ее не устрашит.

 

Выстройте новые стены, их она переступит,

Но праведному добра не поскупит.

 

И среди границ ваших себя приметит,

На ваше слово мудрым словом ответит.

 

Не важны ей порода и вечная форма понятий,

Вежливость, воспитание – что еще в тебе из занятий.

 

И как станешь безмерье ее ты считать,

Она улетит – и как ее тут хватать.

 

Не знает никто ни гордости ее, ни красоты,

Только что было, и вот не видишь ее ты.