Книги Яакововы

Бывало, что когда он изображал меня, я сам смеялся до слез, видя в его жестах самого себя: вспыльчивого, нетерпеливого, даже мое заикание он мог передавать до йоты. И ему одному, Моше из Подгаец, было разрешено передразнивать Яакова6 тогда он вытягивался словно струна, голова слегка выдвигалась вперед, глаза делались круглыми, птичьими, испытующими, он медленно шевелил веками, и я мог бы биться о заклад, что у него вырастал нос. Потом он закладывал руки за спину и начинал ходить, и точно так же он тянул ноги, вроде как будто сановник, вроде как лениво. Поначалу мы хихикали, а потом буквально лопались от смеха, когда Моше показывал, как Яаков обращается к людям.

Сам Яаков смеялся с нами, а смех у него был глубокий, трубный, словно исходил из глубины колодца. Когда он смеялся, всем сразу же делалось хорошо, как будто бы он выстраивал над всеми нами защитный шатер. Хороший актер, повторюсь, этот наш Моше из Подгаец, а ведь ученый раввин.

 

Одним августовским днем приехал верхом запыхавшийся Осман из Черновцов с известием, что стоящие лагерем над рекой наши правоверные, вооруженные королевской грамотой и поощряемые какими-то посланниками нового епископа, перешли, со всем своим имуществом и с песней на устах, Днестр вброд, никем не останавливаемые, а пограничные охранники только лишь приглядывались к этому радостному шествию. Осман сообщил, что они разошлись по трем деревням в епископских землях, в которых у них имелись знакомые, а некоторые и сами там проживали – в Ушцисках, Ивани и Гармацком – а теперь же с Османом шлют прошения, чтобы и Яаков возвращался.

"Тебя там ожидают, словно спасения, - сказал Осман и опустился на колено. – Ты и не знаешь, как там тебя ждут". Ну а Яаков вдруг начал смеяться и с удовольствие повторял: "Lustig, unsere Brüder haben einen Platz erhalten"¹¹⁵, что я тут же тщательно записал.