Дорогой Кузен,
фарфор я довезла. Только у одной чашки отбилась ручка, а так все в порядке. Нам тут Вас очень не хватает, поскольку давно не было никаких вестей, особенно госпожа Франк переживает, она буквально в полуобморочном состоянии, и просит с этим же гонцом передать ответ на ее письмо к мужу. Пока что госпожа Хана с дочерью и двумя служанками гостит у меня, и мы с нетерпением ждем известий о том, что вы там решили. Хуже всего то, что все словно в какую-то пропасть канули: я узнавала – и наши новообращенные друзья, и их родственники не подают никаких признаков жизни из Варшавы. Что, польская почта пала жертвой этой ужасной зимы и какой-нибудь очередной чумы? Мы все же питаем надежду, что причина в изобилии дел, которыми вы обременены в столице.
Я, впрочем, знаю, что вряд ли можно рассчитывать на аудиенцию у короля. Я уже упаковала сундуки и присоединюсь к вам, как только мороз спадет, то есть вновь отправлюсь в путь где-нибудь в марте, потому что сейчас у лошадей слюна на губах замерзает. Пока же, по причине мороза и некоторой зимней лености, я все оставляю на Вас, зная как человека мудрого и способного устоять перед столичными соблазнами.
Сейчас я убеждаю и Браницких, и Потоцких написать ходатайства об усыновлении, чтобы они внесли свой вклад в наше дело. Однако знаю, что гетман в целом очень неприязненно относится к евреям, а к любого рода выкрестам – еще более. Но особенно людей сердят их посягательства на шляхетство: я слыхала, что вся семья Воловских получила титул, а также – говорят – Крысинский, тот, у которого на лице шрам; он мне часто пишет. Должна признаться, что и во мне это вызывает некий моральный дискомфорт: ну что это такое – едва успели войти в наш мир, как уже рвутся командовать и распускать хвост. Мы свои шляхетские титулы зарабатывали поколениями, и наши деды хорошенько послужили Отчизне. А они швырнули на стол пригоршню золотых монет – и готово. Тем более что шляхтичу не пристало держать в городе пивоварню, как один из этих Воловских: надо, чтобы кто-нибудь ему объяснил. Об этом мне писала двоюродная сестра, Потоцкая, чей сын женится в январе и приглашает нас на свадьбу. Так что тем более я не выберусь в Варшаву раньше весны. Уже не тот возраст, чтобы таскаться по морозу туда-сюда.
Прилагаю к этому письму два письма госпожи Ханы ясновельможному пану Якову, а также рисунки маленькой Эвуни. Попроси ее любезного супруга отозваться хоть словом, пока она от тоски не выплакала все свои прекрасные черные глаза. Это женщина экзотическая, не для наших холодных усадеб и не для нашей пищи…