Что подавали у Коссаковской на рождественский ужин
Над рождественским столом висит звездочка из облатки. Подали два супа – миндальный и грибной. Сельдь в масле, посыпанная зеленым луком и мелко нарезанным чесноком. Горох и пшеница с медом, каша с грибами и дымящиеся вареники.
В углу комнаты поставили сноп жита, на котором висит бумажная позолоченная звезда.
Гости поздравляют друг друга. С Ханой все обращаются очень ласково, говорят что-то по-польски, нежно, иногда серьезно, иногда со смехом. Маленькая Авача выглядит испуганной, вероятно, поэтому она цепляется за материнское платье. Хана передает Эммануила няньке – опрятной и аккуратной Звежховской. Малыш рвется обратно к матери, но ему еще рано сидеть за праздничным столом; Звежховская исчезает вместе с мальчиком в покоях просторной усадьбы Коссаковской. К сожалению, Хана мало понимает из того, что ей говорят. Она кивает и неуверенно улыбается. Любопытные взгляды собеседников, разочарованных молчанием Ханы, жадно – а может, ей только так кажется – обращаются к пятилетней Аваче, одетой нарядно, как принцесса, и недоверчиво глядящей на сюсюкающих взрослых.
– Никогда еще не видел, чтобы у человека были такие огромные глаза, – замечает каштелян Коссаковский. – Это, должно быть, ангелочек, лесная фея.
И правда, красоты девочка необыкновенной. Вроде бы серьезная, но и диковатое в ней что-то есть, словно бы от арабской, языческой колоритности. Хана одевает дочь как шляхтянку. На ней небесно-голубое платье на накрахмаленных нижних юбках, все в белых кружевах, к нему белые чулочки, а обута Авача в темно-синие атласные туфельки, расшитые жемчугом. В них по снегу даже до кареты не дойти. Придется нести девочку. Прежде чем сесть за стол, Коссаковский ставит малышку на табуретку, чтобы все могли ею полюбоваться.
– Сделай книксен, Эвуня, – говорит ей пани Коссаковская. – Ну, давай, сделай, как я тебя учила.
Но Авача замирает и стоит неподвижно, как кукла. Гости, немного разочарованные, оставляют ее в покое и усаживаются за стол.
Теперь Авача сидит рядом с матерью и рассматривает свои юбки, осторожно поправляет жесткие оборки тюля. Есть отказывается. На тарелку ей положили несколько вареников, но они уже остыли.
В паузе между обменом поздравлениями и рассаживанием за столом воцаряется тишина, но потом каштелян говорит что-то очень остроумное, над чем смеются все, кроме Ханы. Специально нанятый переводчик, армянин, знающий турецкий, склоняется к ней и объясняет шутку каштеляна, но так путано, что Хана совершенно не понимает, в чем суть.
Хана держится очень прямо и не сводит глаз с Катажины. К блюдам прикасаться брезгует, хотя все выглядит аппетитно, а она голодна. Кто их готовил и как? Как есть вареники с квашеной капустой и грибами? Яков велел не капризничать и есть, как все, но проглотить эти вареники – превыше ее сил: капуста будто гнилая, да еще грибы. А эти бледные клецки тошнотворного цвета, с зернышками мака, похожими на червячков?
Она оживляется, когда подают карпа, не заливного, а запеченного. Запах рыбы мгновенно наполняет комнату, у Ханы слюнки текут. Она не знает, следует ли ждать, пока рыбу положат ей на тарелку, или можно взять самой.
– Ты веди себя как дама, – сказала ей недавно Коссаковская. – Не церемонься. Ты – та, кем себя считаешь. А ты ведь себя считаешь дамой, верно? Ты – жена Якова Франка, а не какого-нибудь там Ицека, понимаешь? Таким, как ты, не пристало играть во все эти игры. Выше голову. Вот так, – сказав это, Катажина задирает нос и шлепает Хану по попе.
Теперь Катажина уговаривает ее попробовать рождественские блюда. В третьем лице Коссаковская говорит о Хане «ясновельможная госпожа Франк», но к ней самой обращается «милочка». Хана доверчиво смотрит на нее и, отвернувшись от вареников, тянется к карпу. Накладывает себе огромный кусок с подгоревшей корочкой. Коссаковская удивленно хлопает ресницами, но все заняты беседой, никто на них не смотрит. Хана взглядывает на Коссаковскую, она собой довольна. Кто эта женщина, которая вечно верховодит, шумная и властная? Говорит громко, басом, может прервать любого, будто право голоса принадлежит только ей, точно так же как земля и привилегии. На ней темно-серое платье с черным кружевом, в одном месте торчит нитка – Агнешка недосмотрела. Нитка вызывает у Ханы отвращение, как и все эти блюда. Да и сама Коссаковская со своей Агнешкой и хромым, горбатым мужем.