Книги Якова

Я также узнал, что в валашской деревне, где Яков Франк посещал господина Моливду, живут, скорее всего, хлысты или филипповцы, а может, еще какая-нибудь секта, оскверняющая нашу святую веру. Кроме того, их знания о магометанской религии происходят не из одного источника, а представляют собой столь же сектантское учение бекташей, распространенное среди подверженных мистицизму офицеров янычарского войска.

Что же касается вопроса Вашего Высокопреосвященства, правда ли, как они сами утверждают, что их многие тысячи, то, думаю, по осторожным подсчетам, на Подолье их от пяти до пятнадцати тысяч. Но не все последователи этого Шабтая Цви готовы креститься, более того, это сделает лишь меньшинство: те, кто не имеет шансов быть принятым обратно в свои общины и у кого нет иного выбора, кроме как обратиться в христианство, – как собака, которую прогнали со двора, забивается под первое попавшееся крыльцо. Не думаю, что многие из них чисты сердцем и принимают крещение, веря в истинное спасение под защитой Господа нашего Иисуса Христа.

В то же время я хотел бы сообщить Вам, Ваше Высокопреосвященство, что, поскольку сейчас во Львове свирепствует чума, народ твердит, будто это божья кара для выкрестов, и поэтому энтузиазм по поводу крещения, похоже, утих. На самом деле болезнь поразила многих неофитов как до, так и после крещения. Некоторые из них верили, что крещение подарит им вечную жизнь, не только духовную, но и физическую, здесь, на земле, что свидетельствует о том, насколько поверхностно они знакомы с христианской религией и насколько велика их наивность.

Обращаюсь к Вашему Высокопреосвященству с огромной просьбой прочитать представленные здесь наши отчеты и, руководствуясь велением сердца и мудростью, указать, чтó следует делать дальше. А поскольку часть людей Франка, которых они сами именуют хавура, уже последовала за своим предводителем в Варшаву, было бы желательно присмотреть за ними, дабы они, имея смутные представления о христианстве, не совершили в своей дерзости и непомерных амбициях чего-нибудь недостойного по отношению к Нашей Матери Церкви.

Ксендз Пикульский заканчивает и берется за следующее письмо, но спустя мгновение откладывает его в сторону и дописывает:

Однако было бы свидетельством недостаточно крепкой веры полагать, будто святая Католическая церковь может пострадать от этой горстки мошенников…

Васильковый жупан и красный контуш

Моливда заказал у польского портного – так теперь называют тех, кто шьет польское платье, а не модное французское или немецкое, – шелковый жупан и толстый зимний контуш с подкладкой из мягкого меха. Еще нужно заказать слуцкий пояс[171], хотя они стоят целое состояние. Моливда уже присмотрел себе несколько штук на выбор. В Варшаве они стоят втрое дороже, чем в Стамбуле. Не будь голова занята другими делами, можно было бы ими торговать.

Моливда смотрит на себя в зеркало: толстый контуш делает его живот еще больше. Но это хорошо – он похож на шляхтича. Теперь Моливда размышляет, чтó в нем настолько пришлось по душе примасу Лубенскому, что тот так его возвысил – ведь не из-за живота же, не из-за внешности. Половины волос нет, а то, что осталось, имеет цвет костры. В последние годы лицо пополнело, а глаза еще больше выцвели. Борода и усы разрослись во все стороны и напоминают пучки старой соломы. Не пристало секретарю примаса иметь под носом такое безобразие. Вне всяких сомнений, примаса пленил ораторский талант Моливды, который тот проявил во время диспута во Львове, и его благородство по отношению к неофитам. И конечно же, владение языками. Не последнее значение имела и рекомендация Солтыка – уж наверняка не кузины Коссаковской, которую Лубенский не жалует.

В тот же день приходят два срочных письма, на одну и ту же тему. Оба заставляют Моливду привести себя в боевую готовность: в одном его вызывает комиссия Католической церкви «для срочного допроса контрталмудистов», а второе от Крысы. Крыса пишет по-турецки, что Яков пропал, как в воду канул. Уехал один, в карете, и не вернулся. Карету нашли возле дома, но пустую. Никто ничего не видел.