Книги Якова

Старший Лабенцкий, Моше, также умирает, оставив молодую жену Терезу на большом сроке беременности. Говорят, что на крышу дома, где кто-нибудь умер, садится большой черный ворон. Никто не сомневается, что это результат проклятия – мощного и зловещего. После смерти Моше Лабенцкого, умевшего снимать херем и возвращать тому, кто его наложил, люди чувствуют себя беспомощными. Теперь им кажется, что все погибнут. Поэтому они вспоминают о Хае – жене Хирша, ныне Лянцкоронской, а может, и Рудницкой, пророчице. Госпожа Хана сама пишет ей письмо с искренней просьбой предсказать, чтó будет дальше. Посылает двух гонцов: в Ченстохову – с письмами для Якова, и в Варшаву – с письмами к своим и Хае, но ответа нет. Гонцы как в воду канули.

Как гадает Хая

Перед Хаей, когда она говорит чужими голосами, всегда лежит нарисованная на доске карта. На ней всевозможные загадочные знаки и нечто, похожее на Древо Сфирот, только умноженное вчетверо; оно напоминает разукрашенный крест, не существующую в природе четырехугольную снежинку. Хая расставляет на карте фигурки из хлеба, с воткнутыми в них перышками, пуговицами, семенами; все выглядят причудливо: вроде бы человечек, но искаженный, гадкий. У Хаи два кубика: один – с цифрами, другой – с буквами. На доске нарисованы какие-то круги, но довольно небрежно, границы между ними размытые, нечеткие, буквы и знаки разбросаны по всему полю; по углам изображены звери, солнца и луны. Есть собака и большая рыба вроде карпа. Доска, должно быть, старая, потому что в некоторых местах краска полностью сошла, и уже непонятно, что там было нарисовано.

Сейчас Хая играет с кубиками, вертит в руках, вглядывается в доску – никогда не известно, сколько это будет продолжаться, – а потом ее веки быстро моргают и трепещут, после чего кубики катятся, показывая ответ; согласно этому предсказанию Хая расставляет фигурки на доске, подталкивает их, что-то шепча себе под нос. Меняет конфигурации, некоторые фигуры откладывает в сторону, откуда-то вытаскивает другие, еще более причудливые. Со стороны трудно разобраться в этой странной игре, потому что расстановка постоянно меняется. И производя эти странные действия, Хая рассказывает – о детях, о том, как в этом году удалось варенье, расспрашивает о здоровье членов семьи. Потом вдруг сообщает, тем же тоном, каким говорила о повидле, что король умрет и будет безвластие. Женщины, готовившие клецки, цепенеют; замирают дети, гонявшиеся друг за другом вокруг стола. Хая вглядывается в свои фигурки и снова заявляет:

– Новый король – последний король Польши. Страну затопят три моря. Варшава превратится в остров. Молодая Лабенцкая родит ребенка после смерти мужа, девочку, она станет знатной госпожой. Якова освободят его злейшие враги, и вместе с ближайшим окружением он будет вынужден бежать на юг. Все поселятся в большом замке на берегу широкой реки, станут носить богатую одежду и забудут свой язык.

Вероятно, Хая сама удивлена тем, что говорит. У нее забавное выражение лица, как будто женщина едва сдерживается, чтобы не засмеяться, или пытается остановить готовые сорваться с языка слова. Она морщится.

Марианна Воловская, раскладывавшая яйца по корзинам, говорит:

– А я вам говорила. Эта река – Днестр. Мы все вернемся к Иванье и построим там дворцы. Эта великая река – Днестр.

Эдом потрясен до основания

В октябре 1763 года, после смерти Августа III Веттина, колокол звонит целый день. Монахи сменяют друг друга у веревки, а толпу паломников, не слишком многочисленных в это время года и из-за царящего в стране хаоса, внезапно охватывает ужас – люди лежат на земле крестом, так что невозможно пройти через двор к собору.

Яков узнает об этом от Роха, который не заставляет себя упрашивать и рассказывает обо всем не без удовлетворения:

– Будет война. Наверняка. Может, снова всех заберут, потому что некому больше защищать этот католический край, а все неверные и еретики протянули свои жадные руки к Речи Посполитой.

Якову делается жаль старика, и он дает ему несколько грошей, чтобы тот, как обычно, отослал письма в обход монастырской цензуры, то есть отнес в городок и там передал Шмулю. Он тоже не против войны. Затем идет к настоятелю, хочет пожаловаться, что монахи задерживают провизию, присылаемую из города, и другие вещи, в том числе табак. Яков знает, что настоятель ничего не станет делать, он так каждый четверг жалуется. Но настоятель его не принимает. Дрожа от холода, Яков ждет до самых сумерек. Потом настоятель отправляется на вечернюю службу и молча проходит мимо. Яков, высокий и худой, закутанный в плащ, возвращается в свою комнату у подножия башни; он замерз.