Книги Якова

Недавно Священная Канцелярия рассмотрела все имеющиеся свидетельства относительно использования евреями человеческой крови для приготовления своего хлеба, называемого «мацот», в связи с чем они якобы убивают детей. Мы категорически заявляем, что для подобных обвинений нет никаких оснований. Если же таковые появятся, решение должно приниматься на основе не устных показаний свидетелей, но убедительных судебно-медицинских доказательств.

Раввин водит глазами по этим словам, но не понимает, чтó читает. Пинкас, немного подождав, подходит и, слегка наклонившись к раввину, тихо, но торжествующе объясняет.

Кого Пинкас встречает на львовском рынке

На рынке Пинкас рассматривает одного человека. Одет по-христиански, волосы до плеч, тонкие, похожие на перышки. Белый гальштук на шее, выбритое постаревшее лицо. Две вертикальные морщинки пересекают еще молодой лоб. Мужчина заметил, что за ним наблюдают, и, отказавшись от покупки шерстяных чулок, пытается скрыться в толпе. Однако Пинкас следует за ним, пробираясь между торговцами, толкает девушку с корзиной орехов. Наконец ему удается схватить мужчину за полу пальто:

– Янкель? Ты?

Тот неохотно оборачивается и смеривает Пинкаса взглядом.

– Янкель? – спрашивает Пинкас уже не так уверенно и отпускает пальто.

– Я, дядя Пинкас, – тихо отвечает тот.

Пинкас теряет дар речи. Закрывает глаза руками:

– Что с тобой случилось? Ты больше не раввин Глинно? На кого ты похож?

Мужчина, похоже, уже решил, как себя вести:

– Дядя, я не могу с вами разговаривать. Мне нужно идти…

– Как это не можешь разговаривать?

Бывший раввин из Глинно поворачивается и хочет уйти, но дорогу ему преграждают крестьяне, которые гонят коров. Пинкас говорит:

– Я тебя не отпущу. Ты должен мне все объяснить.

– Мне нечего объяснять. Не трогай меня, дядя. У нас с тобой больше нет ничего общего.

– Тьфу, – Пинкас вдруг все понимает, и от ужаса у него подкашиваются ноги. – Ты знаешь, что согрешил на веки вечные? Ты с ними? Уже крестился или ждешь своей очереди? Если бы твоя мать дожила до этого, у нее бы сердце разорвалось.

Внезапно, прямо посреди рынка, Пинкас начинает плакать; уголки губ опускаются, худое тело сотрясают рыдания, из глаз струятся слезы, заливая его маленькое, морщинистое лицо. Люди с любопытством смотрят на него и, наверное, думают, что беднягу ограбили и теперь он льет слезы из-за утраченных грошей. Бывший раввин Глинно, ныне Яков Голинский, неуверенно озирается, и, видимо, ему становится жаль родственника. Он подходит и бережно берет его под руку:

– Я знаю, ты меня не поймешь. Но я не сделал ничего дурного.

– Сатана вас попутал, да вы хуже самого сатаны, это нечто неслыханное… Ты больше не еврей!

– Дядя, пойдем куда-нибудь в подворотню…

– А ты знаешь, что я из-за вас Гитлю, свою единственную дочь, потерял? Знаешь?

– Да я ее вообще не видел.

– Нет ее. Уехала. Вы ее никогда не найдете.

Потом Пинкас вдруг со всей силы бьет Голинского в грудь, и удар заставляет того – крупного и крепкого мужчину – покачнуться.

Пинкас приподнимается на цыпочки и шипит прямо ему в лицо:

– Янкель, сегодня ты мне нож в сердце вонзил. Но ты к нам еще вернешься.

Потом отворачивается и быстро идет мимо ларьков.

Зеркало и обычное стекло

Коссаковской удается добиться разрешения на воссоединение супругов. Все заняты политикой, выборами будущего короля. Настоятель монастыря соглашается смягчить условия заключения. В начале осени Хана, Авача и большая группа правоверных с огромным облегчением покидают ненавистные Войславицы и отправляются в Ченстохову. Марианна Потоцкая сердита и на них, и на Катажину. Мало того что город потерял тех евреев, так теперь и эти уходят, покидают лиственничную усадьбу. Оставляют незапертыми двери, мусор на полу. Там, где они садились на подводы, еще валяются какие-то грязные, затоптанные тряпки. Вероятно, единственным свидетельством их присутствия здесь станут эти могилы, чуть в стороне, под огромным вязом, с простыми березовыми крестами и кучками камней. Выделяется только могила раввина Моше из Подгайцев, великого каббалиста и создателя могущественных амулетов: вдова обложила ее белыми камешками.