Похоже, Яков рассержен. Он вздыхает и опускает глаза, а женщины испуганно молчат. Но Господин ничего не говорит, игнорирует реплику жены – ну, разумеется, ведь Хана уже беременна. Кроме того, она все-таки его жена. У Ханы на глаза наворачиваются слезы, и, внезапно отвергнутая, она уходит вместе с другими. Старшая Воловская обнимает ее, но ничего не говорит.
Когда женщины все вместе спускаются с монастырского холма в город, минуя паломников, Звежховская, которая в этом выборе участия не принимает, поскольку при Господине каждый день и это как бы само собой разумеется, громко заявляет, что сперва следует понять, которые из них сами хотят. Вызываются почти все, за исключением обеих Воловских. Возникает суматоха, от волнения женщины переходят на идиш; теперь они переговариваются шепотом.
– Я пойду, – говорит Эва Езежанская. – Я люблю его больше жизни.
Но остальные возмущаются.
– Я тоже могу, с удовольствием, – вызывается Марианна Пётровская. – Вы же знаете, детей у меня нет. Может, от него получатся.
– Я тоже могу. Я была с ним в Иванье. И потом он мой шурин, – говорит Павловская.
Это правда, у нее от Якова дочь. Все об этом знают.
Звежховская велит им замолчать, потому что на возбужденных женщин уже оглядываются припозднившиеся, погруженные в молитву паломники.
– Дома решим, – приказывает она.
Господин каждый день спрашивает, договорились ли они наконец о том, кто будет с ним, но женщины никак не могут прийти к согласию. В конце концов кидают жребий, и выпадает на жену Хенрика Воловского, симпатичную, солидную и к тому же красивую, – ошеломленная, она стоит теперь вся пунцовая, опустив голову. Воловская набрала больше всего голосов, и только Эву Езежанскую ни один вариант не устраивает, а ведь надо, чтобы единогласно.
– Или я, или никто, – заявляет она.
Поэтому Левинская, которую Яков особенно любит за ее спокойный и рассудительный нрав, отправляется в монастырь и просит свидания с Яковом. Умоляет его, чтобы он сам выбрал, потому что у них не получается. Господин так разгневан, что целый месяц никого не принимает. В конце концов вмешивается Хана и ловко разузнает у Якова, какая из женщин кажется ему наиболее подходящей. Он указывает на Клару Лянцкоронскую.
Через несколько дней, когда они садятся вместе за стол в офицерской комнате, довольный Яков велит Кларе Лянцкоронской первой зачерпнуть суп. Клара опускает голову, и на ее бледно-розовых щеках появляется алый румянец. Все ждут с ложками в руках.
– Клара, ты первая, – говорит Господин, но она отказывается, словно он принуждает ее к чудовищному греху.
Наконец Яков бросает ложку и встает из-за стола:
– Если вы не хотите меня слушаться, когда речь идет о такой малости, что же будет, если я прикажу вам сделать что-то серьезное?! Разве можно на вас рассчитывать? Или вы подобны баранам и зайцам?
Они молчат, опустив головы.
– Я вас поставил, чтобы вы были зеркалом: оно прозрачно, а я в нем – основа, то есть серебро. Благодаря мне зеркало становится зеркалом и вы видите в нем себя. Но теперь мне пришлось отобрать у вас это серебро, и перед вами осталось обычное стекло.
Вечером у него возникает новая идея. Он вызывает к себе Виттель Матушевскую, свою главную помощницу после отставки Яковского.
– Я хочу, чтобы те братья, которые имеют чужих жен, не из наших, оставили их и взяли себе в жены наших сестер. И я хочу, чтобы те женщины, которые вышли замуж за чужих, взяли себе в мужья наших братьев. Я также хочу, чтобы это свершилось прилюдно. А если вас кто-нибудь спросит почему, скажите, что я приказал.
– Яков, это невозможно, – возражает удивленная Виттель Матушевская. – Это крепкие браки. Эти люди на многое готовы ради тебя, но они не бросят своих жен и мужей.
– Вы все позабыли, – говорит Яков и стучит кулаком по стене. – Никакие вы больше не правоверные. Вам слишком хорошо живется. – Из разбитых костяшек пальцев сочится кровь. – Должно быть так, как я сказал, Виттель. Ты меня слышишь?
В июле 1763 года в домике на Велюнском предместье у Якова, как он и говорил, рождается сын, которого нарекают Яковом. Месяц спустя, когда Хана уже хорошо себя чувствует, в офицерской комнате Ясногорского монастыря совершается торжественное публичное соединение супругов.
На рождение второго сына, Роха, в сентябре 1764 года в Ченстохову приезжает множество последователей Якова. Возвращаются правоверные, которых раскидало по разным местам, – те, кто оставался в Войславицах, Рогатине, Буске и Львове: все хотят поселиться поближе к Якову, желательно прямо в Ченстохове. Приезжают в гости также друзья из Турции и Валахии, уже убежденные, что заключение Якова в самом священном месте Эдома, вне всяких сомнений, свидетельствует об исполнении пророчества.
Ранее, в августе 1763 года, Франк посылает в Варшаву за Яковским, и тот немедленно приезжает. Подходит к Господину сгорбленный, словно в ожидании удара, готовый испытать боль, а тот вдруг сам преклоняет колени. Воцаряется тишина.