Теперь прояснилась причина зловония – это был накопленный годами запах смерти. Возможно, как и предполагал Рэй, утопленников до сих пор хоронили под этими грудами камней. Неосторожного яхтсмена, беспечного пловца со стертым водой лицом. Мухи под ногами перестали быть такими вялыми, они больше не ждали, пока их раздавят, а отпрыгивали и гудели впереди меня, словно обрели новый вкус к жизни.
Джонатана не было видно. Шорты все еще лежали на камнях у кромки воды, а сам он исчез. Я посмотрела на море. Ничего. Ни покачивающейся на волнах головы, ни манящего жеста.
Я окликнула Джонатана по имени.
Мой голос, казалось, взбудоражил мух, и они взлетели в воздух клубящимися облаками. А Джонатан не ответил.
Я зашагала вдоль кромки воды. Иногда ленивая волна задевала ноги, но чаще ей не хватало сил до меня добраться. Я сообразила, что не рассказала Анжеле и Рэю о мертвой овце. Возможно, это останется секретом между мной, Джонатаном и двумя выжившими в загоне.
И тут в нескольких ярдах впереди я увидела его – на его широкой белой груди не было ни единого пятнышка крови. «Значит, это секрет», – подумала я.
– Где ты был?
– Проветривался, – крикнул он в ответ.
– Проветривался?
– Слишком много джина, – он расплылся в улыбке.
Я невольно улыбнулась в ответ. На камбузе он сказал, что любит меня, это кое-что да значило.
Позади него раздался грохот подпрыгивающих камней. Джонатан был уже ярдах в десяти от меня, бесстыже голый, но шел трезвой походкой.
В перестуке камней внезапно почудился ритм. Это уже была не случайная череда звуков от сталкивающейся гальки, а повторяющаяся последовательность, пульсация.
Не случайность – закономерность.
Не совпадение – умысел.
Не камень – разум. Он был за камнем, вместе с камнем, он толкал гальку с места…
Джонатан – он было уже совсем близко – сиял. Его кожа чуть ли не светилась от солнца и оттеняла черноту позади него.
Погодите…
…какую еще черноту?
Камень взмыл в воздух, точно птица. Совершенно черный камень, бросивший вызов гравитации. Он был размером с младенца – мерцающий «младенец» со свистом летел в голову Джонатану.
Пляж так долго напрягал мышцы, кидая гальку в море, и все укреплял свою волю, чтобы поднять с земли валун и швырнуть его в человека.
И он приближался, приближался, убийственный в своем намерении, но страх перехватил мне горло и не давал выдавить ни звука.
Джонатан что, оглох?
Он снова широко улыбнулся. Я сообразила, что Джонатан принял ужас у меня на лице за насмешку над его наготой. Он не понимал…
Камень снес ему половину головы. Осталась только эта улыбка и окровавленный язык. Остатки красоты Джонатана швырнуло в мою сторону влажными красными сгустками. Верхнюю часть черепа размазало по камню, который, не меняя своих намерений, устремился ко мне. Я едва не упала, и он со свистом пронесся мимо, повернув к морю. Оказавшись над морем, убийца словно утратил силу, запнулся в воздухе и упал в воду.
Кровь у моих ног. Цепочка алых капель, ведущая к телу Джонатана. Края разбитого черепа. Его незатейливое устройство, открытое всему миру.
Я так и не закричала, хотя ради собственного рассудка мне нужно было выпустить на волю душивший меня ужас. Кто-то должен услышать меня, обнять, увести и объяснить, что происходит, пока камни снова не обрели свой ритм. Или, того хуже, пока те, кто лежал под пляжем, не выбрались и не заключили меня в объятья, недовольные неудачей своего убийственного посланца.
Но крик не вырвался наружу.
Я слышала только перестук камней слева и справа. Они собирались убить нас всех за вторжение на их священную землю. Забить, как еретиков.
И тут раздался голос:
– Ради всего святого!
Голос был мужской, но не Рэя.
Человек появился словно из ниоткуда. Невысокий и широкоплечий, он стоял у кромки моря. В одной руке ведро, под мышкой пучок грубо нарезанного сена. «Корм для овец, – подумала я сквозь мешанину из обрывков слов, – корм для овец».
Он уставился на меня, потом на тело Джонатана и спросил:
– Что случилось? – у него был сильный гаэльский акцент. – Во имя Христа, что тут случилось?
Я мотнула головой. Та болталась на шее, казалось, еще чуть-чуть – и скатится с плеч. Возможно, я пыталась указать на загон для овец, а может, и нет. Так или иначе, мужчина словно понял, о чем я подумала, и начал подниматься на вершину острова, уронив по пути ведро и связку сена.
Полуослепшая от волнения, я последовала за ним, но прежде чем добралась до валунов, он уже вышел из их тени. Его лицо блестело от паники:
– Кто это сделал?
– Джонатан, – не осмеливаясь оглянуться на труп, я указала на него рукой.
Мужчина выругался по-гаэльски и, спотыкаясь, выбрался из каменного укрытия.
– Что вы натворили? – закричал он на меня. – Господи, что же вы натворили? Убить их дары.
– Это просто овцы.
В моей голове снова и снова прокручивалась сцена смерти Джонатана. Раз за разом, без конца.
– Они нуждаются в дарах, разве вы не понимаете? Иначе восстанут…
– Кто восстанет? – спросила я, хотя уже знала ответ. Видела, как сдвигаются камни.
– Все они. Кто ушел не оплаканным. Но в них море, море у них в головах…