Книги крови. I–III

Шорох мышиных коготков, не более того. Скрежет по днищу лодки. Словно человек легонько постукивал ногтями до доскам, прося его впустить. Не один человек, а множество. Их мольбы становились все громче, сгнившие кутикулы вяло касались дерева.

Мы не шевелились, ничего не говорили и не могли поверить. Даже услышав самое худшее, не веришь в него.

Справа раздался всплеск. Я обернулась. Ко мне двигался он – поднятый над водой невидимыми кукловодами, неподвижный, как фигура на носу корабля. Рэй. Его тело покрывали синяки и раны. Его забили до смерти, а затем принесли сюда, как счастливый талисман, как пугающее доказательство своей силы. Он как будто шел по воде, его ноги скрывали волны, а руки безвольно болтались вдоль тела, пока его волокло к лодке. Я смотрела в это израненное и разбитое лицо. Один глаз наполовину закрыт, другой вылетел из глазницы.

В двух ярдах от лодки кукловоды позволили ему снова погрузиться в море, и он исчез в водовороте розоватой воды.

– Твой приятель? – спросил пастух.

Я кивнула. Наверное, он упал в море с кормы «Эммануэль». И тоже стал утопленником. Мертвецы уже сделали его своей игрушкой. Значит, игры они все-таки любили и притащили тело с пляжа, как дети своего товарища, желая, чтобы тот присоединился к их забаве.

Царапанье прекратилось. Тело Рэя исчезло без следа. Над морем не раздавалось ни звука, лишь волны плескались о борта лодки.

Я потянулась к веслам и закричала пастуху:

– Греби! Греби, или они убьют нас!

А он словно смирился с тем, что нас решили наказать, и, покачав головой, сплюнул в воду. Под его дрейфующим на поверхности плевком что-то двигалось. Бледные фигуры, которые кружили и кувыркались, но были слишком глубоко, чтобы их разглядеть. Пока я наблюдала, они подплывали все ближе. Изъеденные морем лица становились отчетливее, а руки тянулись обнять нас.

Косяк мертвецов. Десятки покойников, объеденных рыбой и крабами, с остатками плоти, едва державшейся на костях.

Лодка мягко качнулась, когда их ладони коснулись бортов.

Покорность судьбе не исчезла с лица пастуха, даже когда лодку затрясло – сначала слегка, а потом так яростно, что нас болтало, точно кукол. Мертвецы хотели перевернуть нас, и этому было не помешать. Через миг лодка опрокинулась.

Вода оказалась ледяной. Гораздо холоднее, чем я ожидала. У меня перехватило дыхание. Я всегда довольно хорошо плавала и уверенными гребками направилась прочь от лодки, рассекая вспенившуюся воду. Пастуху повезло меньше. Как многие люди, которые кормятся морем, плавать он, видимо, не умел и без единого крика или мольбы камнем пошел на дно.

На что я надеялась? На то, что хватит четырех жертв, чтобы меня оставили в покое? Какие бы надежды я ни питала, они недолго продержались.

Я почувствовала осторожное – о, какое же осторожное – прикосновение к лодыжкам и ступням. Почти ласковое. Что-то всплыло на поверхность рядом с моей головой. Серая, точно у огромной рыбы, спина. Прикосновение к лодыжке превратилось в хватку. Распухшая от воды рука вцепилась в меня и потащила вниз. Я сделала свой последний – я это знала – глоток воздуха, и в этот момент голова Рэя мелькнула в ярде от меня. Его раны было видно во всех деталях. Промытые водой порезы болтались уродливыми лоскутами, обнажая поблескивающие кости. Вытекший глаз уже смыло. Прилипшие к черепу волосы больше не скрывали залысину на макушке.

Вода сомкнулась над моей головой. Я не закрывала глаз и видела, как с таким трудом добытый вдох серебряными пузырьками промелькнул перед моим лицом. Рэй – утешающий и внимательный – был рядом. Его руки всплыли над головой, как будто он сдавался. Давление исказило его черты и раздуло щеки, а из пустой глазницы, точно щупальца крошечного кальмара, вывалились нити разорванных нервов.

И я сдалась. Открыла рот, почувствовала, как в него льется ледяная жидкость. Соль жгла ноздри, холод резал глаза. От морской воды горело горло, нетерпеливый поток рвался туда, где ему не место. Он вымывал из меня воздух, пока не заполнил собой все тело.

Ниже два покойника, чьи волосы шевелило течение, обнимали меня за ноги. Головы утопленников болтались и плясали на сгнивших веревках мышц, и хотя я била их по рукам, отрывая от костей серые, потрепанные по краям куски плоти, их нежная хватка не ослабевала. Они хотели меня. О, как же сильно они меня хотели.

Рэй тоже держал меня, обвивал, прижимался своим лицом к моему. Думаю, это было случайно. Ничего за этим жестом не стояло. Рэй не узнавал меня, не чувствовал, не любил и не заботился. И я, с каждой секундой теряя жизнь и уступая морю, не могла насладиться близостью, о которой столько мечтала.

Слишком поздно для любви. Солнечный свет уже превратился в воспоминание. Мир ли это исчезал вместе с моей жизнью, или мы были так глубоко, что солнце не могло сюда проникнуть? Паника и ужас покинули меня. Сердце, казалось, совсем не билось. Дыхание не вырывалось мучительными рывками, как прежде. На меня снизошло умиротворение.