Книги крови. Запретное. IV-VI

Он был пуст, за исключением лавровых деревьев и их теней, но тени эти падали на сложный узор, нарисованный на камнях двора. Ванесса уставилась на него, слишком охваченная любопытством, чтобы уйти, хотя поначалу не могла ничего разобрать: узор казался просто узором. Она прошла по одной его стороне, пытаясь понять, что это такое. Потом до нее дошло, что рисунок перевернут. Ванесса переместилась на другую сторону двора, и все стало ясно. Это была карта мира, прорисованная вплоть до самого незначительного островка. На ней были отмечены все большие города; океаны и континенты исчерчивали сотни тонких линий, изображавших широты, долготы и многое другое. Хотя большинство символов Ванесса не понимала, было ясно, что на карте отражено множество политических подробностей. Спорные границы; территориальные воды; зоны отчуждения. Многие из них были нарисованы и перерисованы мелом, словно в ответ на ежедневное поступление данных. В «горячих зонах» суша и вовсе почти скрылась под каракулями.

Любопытство встало между ней и чувством самосохранения. Она не услышала шагов на Северном полюсе, пока тот, кому они принадлежали, не перестал скрываться и не вышел под свет луны. Она была готова удирать, пока не узнала Гомма.

– Не двигайтесь, – прошептал он ей через весь мир.

Она подчинилась. Оглядевшись вокруг, как загнанный кролик, и убедившись, что больше во дворе никого нет, Х. Г. подошел к Ванессе.

– Что вы здесь делаете? – требовательно спросил он.

– Вы не пришли, – упрекнула его Ванесса. – Я думала, вы обо мне забыли.

– Возникли сложности. За нами непрерывно следят.

– Я не могла больше ждать, Харви. Это не такое место, где хочется провести отпуск.

– Вы правы, конечно, – сказал он, образец уныния. – Это безнадежно. Безнадежно. Вам нужно спасаться в одиночку. Забудьте о нас. Они нас никогда не выпустят. Правда слишком ужасна.

– Какая правда?

Он покачал головой.

– Забудьте о ней. Забудьте, что мы вообще встречались.

Ванесса схватила его тощую руку:

– Я не забуду. Я должна знать, что здесь творится.

Гомм пожал плечами:

– Возможно, вам стоит узнать. Возможно, всему миру стоит узнать.

Он взял ее за руку, и они отступили в относительную безопасность переходов.

– Зачем нужна эта карта? – был ее первый вопрос.

– На ней мы играем, – ответил Гомм, глядя на путаницу линий, испещрявших камни двора. Он вздохнул. – Конечно, это не всегда было игрой. Но системы распадаются, понимаете? Это неизбежное условие, общее для материи и идей. Начинаешь с благими намерениями, а через два десятка лет… два десятка… – повторил он, словно этот факт ужаснул его заново, – …мы играем с лягушками.

– Я вас не понимаю, Харви, – сказала Ванесса. – Вы специально меня запутываете, или это старческий маразм?

Это обвинение обидело его, но свою работу сделало. Все еще не сводя взгляда с карты мира, следующие слова он произнес четко, как будто репетировал признание:

– Давным-давно, в 1962 году, наступил день здравомыслия, когда власть имущие вдруг поняли, что находятся на грани уничтожения мира. Даже их не слишком привлекала идея Земли, пригодной только для тараканов. Если предотвратить уничтожение, решили они, наши лучшие инстинкты возобладают. Сильные мира сего встретились за закрытыми дверями на симпозиуме в Женеве. Никогда раньше не было подобного собрания. Лидеры политбюро и парламентов, конгрессов, сенатов – властелины Земли – в одной колоссальной дискуссии. И было решено, что в будущем за международными отношениями будет наблюдать особый комитет, состоящий из выдающихся и влиятельных умов вроде моего – мужчин и женщин, которые не подчиняются прихотям политических союзов, которые могут предложить какие-то руководящие принципы, способные удержать наш вид от массового самоубийства. Комитет должен был состоять из представителей множества областей человеческой деятельности – лучших из лучших – интеллектуальной и моральной элиты, чья коллективная мудрость привела бы к новому золотому веку. В теории, по крайней мере.

Ванесса слушала, не озвучивая той сотни вопросов, которую породила у нее в голове эта маленькая речь. Гомм продолжал говорить:

– И какое-то время система работала. Правда, работала. Нас было всего тринадцать – чтобы получилось хоть какое-то единодушие. Русский, несколько нас, европейцев, конечно же милейшая Ёниёко, новозеландка, пара американцев… Мы были мощной командой. Два нобелевских лауреата, включая меня…

Теперь она вспомнила Гомма, или, по крайней мере, вспомнила, где когда-то видела его лицо. Оба они были куда моложе. Она, школьница, зубрила его теории.

– …нашей задачей было поощрять взаимопонимание между сильными мира сего, мы помогали выстраивать гуманные экономические структуры и поддерживали культурную идентичность развивающихся стран. Все это трюизмы, конечно, но тогда они звучали правильно. На самом деле, почти с самого начала наши заботы были территориальными.

– Территориальными?

Гомм сделал широкий жест, охватив им лежавшую перед ним карту: