Книги крови. Запретное. IV-VI

– Я сказал ей, – продолжал трепать языком Гомм. – Я сказал: «Вы шею сломаете, если полезете через стену. Лучше дождитесь, пока они откроют ворота…»

Откроют ворота. Все-таки он не совсем свихнулся.

– Филиппенко, – сказал капитан, – отведи Харви обратно в его комнату.

Гомм запротестовал:

– Мне не нужна сказка на ночь, спасибо.

– Идите с ним.

Охранник подошел к X. Г. и увел его. Капитан задержался, чтобы пробормотать себе под нос: «Кто у нас умница, Сидни?» – и ушел следом. Двор снова опустел, остался лишь свет луны и карта мира.

Ванесса дождалась, пока все утихнет, а потом выскользнула из укрытия и двинулась тем же путем, которым ушли отряженные на поиск охранники. В конце концов он привел ее в место, которое она смутно помнила по прогулке с Гиймо. Ободренная, Ванесса заспешила по проходу, который вел во дворик с Электроокой Богоматерью. Она прокралась вдоль стены, согнувшись, проскочила под взглядом статуи и вышла наконец к воротам. Они действительно были открыты. Как возмущенно говорил старик при их первой встрече, охрана и правда никуда не годилась, и Ванесса благодарила за это Господа.

Когда она бежала к воротам, послышался звук шагов по гравию, и, оглянувшись, Ванесса увидела, как капитан с автоматом в руках выходит из-за дерева.

– Хотите шоколадку, миссис Джейп? – сказал мистер Кляйн.

– Это санаторий для душевнобольных, – сказала она, когда ее снова привели в комнату для допросов. – Не больше и не меньше. У вас нет права меня тут держать.

Он не обратил внимания на ее жалобы:

– Вы говорили с Гоммом, а он с вами.

– И что?

– Что он вам сказал?

– Я спросила: «И что?»

– А я спросил: «Что он вам сказал?» – прорычал Кляйн. Она никогда бы не догадалась, что он способен так раскраснеться. – Я хочу знать, миссис Джейп.

Ванесса обнаружила, что вопреки собственной воле трясется из-за этого всплеска эмоций.

– Он говорил ерунду. Он сумасшедший. Я думаю, вы все тут сумасшедшие.

– Какую ерунду он вам говорил?

– Это была чушь.

– Я хотел бы знать, миссис Джейп, – сказал Кляйн; его гнев затихал. – Сделайте мне одолжение.

– Он говорил, что здесь работает какой-то комитет, принимающий решения насчет мировой политики, и что он – один из них. Вот, в общем-то, и все.

– И?

– И я аккуратно сказала ему, что он не в своем уме.

Мистер Кляйн притворно улыбнулся:

– Конечно же, это абсолютный вымысел.

– Естественно, – сказала Ванесса. – Господи Иисусе, не держите меня за идиотку, мистер Кляйн. Я взрослая женщина…

– Мистер Гомм…

– Он говорил, что он профессор.

– Еще одна бредовая идея. У мистера Гомма параноидная шизофрения. Он может быть невероятно опасным, если предоставить ему хоть малейшую возможность. Вам очень повезло.

– А остальные?

– Остальные?

– Он тут не один. Я их слышала. Они все шизофреники?

Кляйн вздохнул.

– Они все помешаны, хотя диагнозы у них разные. И в свое время, каким бы это ни казалось невероятным, они все были убийцами. – Он помедлил, позволяя этой информации уложиться у нее в голове. – Некоторые – серийными убийцами. Поэтому они находятся здесь, вдалеке от людей. Поэтому солдаты вооружены.

Ванесса открыла рот, чтобы спросить, почему они должны наряжаться монашками, но Кляйн не собирался давать ей такой возможности.

– Поверьте мне, ваше нахождение здесь неудобно для меня настолько же, насколько оно раздражает вас.

– Тогда отпустите меня.

– Когда завершится мое расследование. Пока что я был бы признателен, если бы вы со мной сотрудничали. Если мистер Гомм или кто-то еще из пациентов попытается вовлечь вас в свои планы, пожалуйста, сообщите мне немедленно. Вы сделаете это?

– Полагаю…

– И, пожалуйста, воздержитесь от последующих попыток бегства. Следующая может оказаться фатальной.

– Я хотела спросить…

– Может быть, завтра, – сказал мистер Кляйн и поднялся, взглянув на часы. – А пока – сон.

Какой – спорила она сама с собой, когда этот самый сон отказался приходить, – из всех путей к правде, лежавших перед ней, был наименее очевидным? Ей предоставили несколько вариантов – Гомма, Кляйна, ее собственного здравого смысла. Все они были маняще-невероятными. На каждом, как на той дороге, что привела ее сюда, не было указателя с обозначением конечной цели. Конечно, она расплачивается за свое упрямство, заставившее свернуть на эту дорогу; теперь она сидит, усталая и измученная, взаперти, без особенной надежды на спасение. Но это упрямство было ее природой – как сказал однажды Рональд, единственной ее неоспоримой характеристикой. Если она сейчас отвергнет этот инстинкт, хоть он и завел ее сюда, то пропадет. Ванесса лежала без сна, обдумывая варианты. К утру она приняла решение.