Книги крови. Запретное. IV-VI

Для мух был не сезон, но те из них, кто пережил недавние холода, жужжали на кухне, где Элейн достала из сумки с покупками хлеб, копченую свинину, чесночный соус и присела поесть. Она была голодна как волк. Всего за пять минут прикончила все мясо и съела почти полбатона, но так и не насытилась. Сделав на десерт инжир с сыром, она вспомнила о несчастном омлете, который так и не смогла доесть после больницы. Одна мысль следовала за другой: от омлета к дыму, скверу, Каване и последнему визиту в церковь, и, когда Элейн вспомнила об этом месте, ее внезапно охватило желание увидеть церковь напоследок перед тем, как ее окончательно сотрут с лица земли. Может, она уже опоздала. Тела завернули в ткань и унесли, крипту продезинфицировали и вычистили, а стены разобрали по камням. Но она знала, что не успокоится, пока не увидит все сама.

Хотя она съела такое количество еды, от которого ей несколько дней назад стало бы нехорошо, Элейн отправилась к церкви Всех Святых в легкомысленном настроении, словно была навеселе. Но чувствовала она не пьяную сентиментальность, как во времена жизни с Митчем, а эйфорию, из-за которой считала себя неуязвимой, будто наконец обнаружила в себе что-то яркое и нерушимое и больше c ней ничего плохого не произойдет.

Она готовилась к тому, что от церкви остались лишь руины, но нет, здание все еще стояло на месте, стены его были нетронуты, а балки торчали в небо. Может, церковь просто нельзя разрушить, пришло ей в голову. Может, Элейн и этот храм – бессмертные близнецы. Такую идею укрепила толпа новых прихожан. Полицейская охрана утроилась с того дня, как Элейн появилась тут впервые, и брезент, укрывавший вход в крипту от посторонних глаз, стал теперь просто огромным. Он держался на строительных лесах, полностью скрывших торец здания. Новые алтарники стояли совсем близко к брезенту в масках и перчатках. Священнослужители – те немногие избранные, которым позволили войти в святая святых, – были полностью облачены в защитные костюмы.

Она смотрела за заграждение: крестные знамения и коленопреклонение ревнителей веры; окропление мужчин в защитных костюмах, выходивших из крипты; легкий дымок фумигантов, клубившийся в воздухе горьким ладаном.

Очередной зевака допытывался у полицейских:

– Почему они так одеты?

– На случай заражения, – последовал ответ.

– После стольких лет?

– Неизвестно, что тут можно подцепить.

– Болезни же так долго не держатся?

– Это чумное захоронение, – сказал полицейский. – Обычная предосторожность.

Элейн слушала этот разговор, и язык у нее чесался от желания высказаться. Всего несколько слов – и она сэкономит им кучу времени. В конце концов она ведь живое доказательство того, что, какая бы эпидемия ни погубила семьи в крипте, болезнь больше не представляла опасности. Элейн вдыхала этот воздух, Элейн дотрагивалась до затхлой плоти, и теперь чувствовала себя лучше и здоровее, чем за многие годы. Но ей ведь не скажут спасибо за такое откровение? Они слишком заняты своими ритуалами. Может, их даже возбуждают все эти ужасы, а смятение только подогревается тем, что чумная смерть, возможно, еще жива. Элейн поступит благородно, если не станет подрывать их энтузиазм, признавшись в своем удивительно хорошем самочувствии.

Она отвернулась от священнослужителей с их ритуалами и горьким ладаном, висевшим в воздухе, и пошла прочь от сквера. Оторвавшись от своих мыслей, она вдруг заметила знакомую фигуру, глядевшую на нее с угла примыкавшей улочки. Когда Элейн его заметила, он отвернулся, но, несомненно, это был Кавана. Она окликнула его и пошла на угол, но Кавана быстро уходил опустив голову. Она снова его позвала. На этот раз он обернулся – изобразив на лице заведомо фальшивое удивление, – и прервал свое отступление, чтобы наконец поприветствовать ее.

– Ты слышал, что там нашли? – спросила она.

– О да, – ответил Кавана. Несмотря на легкость, с которой они общались в последний раз, Элейн вдруг вспомнила о своем первом впечатлении – Кавана не из тех, кто любит говорить о своих чувствах.

– Теперь ты никогда не получишь свои камни, – сказала она.

– Похоже на то, – ответил он, не особенно удрученный потерей.

Ей хотелось рассказать, что она видела чумное захоронение собственными глазами, она надеялась, что от этой новости лицо его просветлеет, но залитая солнцем улица казалась неподходящим местом для такой беседы. Кроме того, она заподозрила, что он и так все знает. Кавана смотрел на нее так странно, и вся теплота их предыдущей встречи куда-то делась.

– Почему ты вернулась? – спросил он ее.

– Просто посмотреть, – ответила она.

– Я польщен.

– Польщен?

– Тем, что мой интерес к гробницам оказался таким заразным.

Он все смотрел на нее, и она, встретив его взгляд, была поражена холодностью его блестящих глаз. Они напоминали стекло, подумала Элейн. А кожа – кожа походила на шероховатую замшу, плотно натянутую, словно капюшон, поверх изящного каркаса его черепа.

– Мне надо идти, – сказала она.

– По делу или развлекаться?

– Ни то ни другое, – ответила она. – У меня друзья заболели.

– Ясно.